Преемничество в политической культуре Востока (на примере Танзании последней четверти XX в.)

Актуальность темы исследования. Смена верховной власти в государствах Востока по причине плюрализма их политических культур, а также слабой приверженности населения конституции (писаному закону), является чрезвычайно сложным периодом в политической жизни стран. Это событие нередко сопровождается нестабильностью и насилием со стороны как оппозиционных групп, стремящихся к захвату власти, так и тех, кто опасается утраты имеющихся позиций. При этом и те и другие, выходя за рамки, предусмотренные писаным правом, апеллируют, как правило, к ценностям традиционной политической культуры, в которой представления о легитимности власти не совпадают с конституционными процедурами.
Иными словами, политическая элита, в силу многих исторических и внешних обстоятельств, пропагандирующая ценности западной рациональной политической культуры, в то же время находится под воздействием народной (традиционной) политической культуры, чье влияние особенно обостряется в кризисное для общества время. В регулировании процесса передачи власти главную роль зачастую играет действующий правитель (президент), готовящий себе смену в лице преемника. В Танзании, одной из самых стабильных и мирных африканских стран, таким человеком стал первый президент Танганьики, позднее Объединенной Республики Танзания, Джулиус Камбараге Ньерере. Именно о нем, его образе и роли в политическом процессе Танзании, где традиционное (исторически доминирующее в сознании масс) постоянно взаимодействует с рационально-правовым (относительно недавно привнесенным в данную культуру извне), и пойдет речь. В основе данного исследования лежит изучение политического процесса в период после ухода Джулиуса Ньерере с поста президента в 1985 году.
Цель исследования. Обозначая целью данной работы исследование политического процесса, необходимо определиться с тем, что мы подразумеваем под этим понятием. Политический процесс в рамках данного исследования – это не только действия объектов и субъектов власти, но также та особая форма, которую эти действия принимают. При этом в центре представленного анализа не столько содержание и суть политических решений, сколько форма их принятия, которая, в свою очередь, обусловлена традиционной политической культурой.
Именно разнообразие культур является причиной существования столь разных путей функционирования универсальных политических институтов. Каждый из этих путей есть уникальная политическая культура, в которой нередко, особенно на Востоке, сохраняются традиционные элементы властно-управленческих отношений. При этом эффективность заимствованных политических институтов зависит именно от успешности их взаимодействия с традиционными представлениями об отношениях власти. В этом на собственном опыте убедились еще европейские колонизаторы, в свое время осознавшие невозможность «управления «туземцами» без использования в колониальных административно-управленческих структурах традиционных элементов» [Бочаров 2006: 26].
С уходом колонизаторов вопрос указанного взаимодействия не потерял своей актуальности: многочисленные примеры сосуществования политико-административных институтов с традиционными структурами власти, а также традиционными представлениями о власти можно наблюдать и сегодня.
Предмет исследования. Из всех проблем, интересующих современную политическую антропологию (институты власти, ее системы и традиционные отношения власти; включенность традиционных институтов власти в новые / заимствованные политические институты и др.), в данной работе особенное внимание уделено роли неформальных практик в политическом процессе. Так как в их основе лежит традиционная политическая культура, своего рода вектором в проведении данного исследования служит следующая установка: без знания основ традиционной политической культуры, переходящих из поколения в поколение в форме традиций, невозможно полное понимание политического процесса в том или ином государстве. Иначе говоря, автор исходит из предположения, что многое из происходящего сегодня на внутриполитической арене Объединенной Республики Танзания может быть объяснено через обращение к ценностям традиционной политической культуры региона.
Одним из наиболее очевидных примеров влияния традиционных представлений о власти на современные скопированные с западных образцов управленческие институты является особая форма восприятия президента во многих государствах Тропической Африки. Как в научной литературе, так и в публицистике бытует сравнение президентов африканских стран с традиционными вождями. С этим вряд ли можно поспорить, особенно учитывая фактические (непрописанные в конституции) роль и функции этих лидеров, а также священный трепет по отношению к ним, испытываемый управляемыми и проявляющийся в разных формах. Сюда относятся магический авторитет лидера, вера в его сверхъестественные способности, непогрешимость, а также связь с предками и полу божественную природу.
К другим примерам взаимодействия традиционных властно-управленческих структур с политико-административными структурами современного типа относятся сохранившийся архаический принцип передачи власти по родству, роль социально-возрастного принципа в выстраивании властной иерархии, а также местами преувеличенная роль символов и ритуалов в политическом процессе.
Таким образом, в широком смысле предметом исследования в данной работе является проблема взаимодействия элементов традиционной политической культуры с современными институтами властно-управленческих отношений, в более узком смысле – неформальные практики наследования власти. Что же касается объекта исследования, то для того, чтобы дать ему определение, необходимо совершить краткий экскурс в теорию антропологического метода изучения политического поля и попутно познакомить читателя с методологией представленного в данной работе исследования.
Методология исследования. Прежде всего, следует отметить, что изучение политики в антропологической перспективе подразумевает рассмотрение и осмысление политического поля и происходящих в нем процессов осуществления власти через призму опыта субъекта и объекта этой власти, т.е. управляющих и управляемых. Иными словами, при условии, что основной задачей антропологического исследования является изучение политической культуры, основным источником получения знаний об этой культуре становится ее носитель, т.е. человек.
Изучение человека на политической арене, в свою очередь, сводится к рассмотрению применяемых им (в случае с субъектом) и влияющих на его решения (в случае с объектом) стратегий обретения и легитимации, или утверждения, власти. Причем упомянутые стратегии не обязательно являются жестко выверенным и где-то прописанным планом поведения в определенных условиях, напротив они могут представлять собой некоторую сумму неупорядоченно совершаемых повседневных практик, которые осмысляются как необходимые в силу иррациональных ощущений и потому, что «так принято». Кроме того, это те практики, которые, по меткому выражению Т.Б. Щепанской, важны «с точки зрения <…> самоидентификации», а «задача их описания базируется на предположении, что существуют устойчиво воспроизводимые практики (совокупности действий, их сценария, правила), констатирующие политическую деятельность на уровне повседневности. Они могут быть охарактеризованы в терминах политической традиции или политической культуры» [Щепанская 2006: 59].
Однако сам человек не всегда выступает в качестве прямого источника получения информации о данных практиках, т.е. не является информантом, к которому можно обратиться с прямым вопросом о том, как отстоять право на власть будь то в отдельной группе или в целом государстве. Представляется, что подобные «откровения» возможны только при условии близкого знакомства с опрашиваемым. Аналогичным образом малопродуктивными были бы попытки выведать у объекта власти, т.е. человека, не причастного к борьбе за нее, а санкционирующего ее существование, каким образом борющиеся за власть заставили его поверить в правомерность своих требований.
Безусловно, при прямом интервьюировании мы бы получили все «за» и «против» того или иного кандидата, к примеру, на пост президента. Однако вопрос происхождения этих «за» и «против», а также проблема их убедительности – предмет специальной рефлексии, к которой, как правило, не прибегают представители народных масс, в чьем сознании сложные схемы политического устройства значительно проигрывают традиционным представлениям о легитимной власти.
Короче, непосредственный контакт с носителями политической культуры, под которым здесь мы понимаем взаимодействие в рамках «вопрос-ответ», не оправдывает цели. Кроме того, касательно субъектов властных отношений, ситуация еще более осложняется закрытостью их групп, а, следовательно, заинтересованностью в неразглашении инсайдерской информации. К тому же тема неофициальных, неформальных контактов в среде управленческой элиты в общем политическом дискурсе чаще всего оказывается запрещенной и неподлежащей распространению.
В таком случае на помощь исследователю приходит разработанный британским антропологом Б. Малиновским метод «включенного наблюдения», который позволяет изучить группу изнутри, в естественной для нее среде, не слишком часто прибегая к «допросам». Таким образом, для получения информации необходимо лишь проникнуть в среду, а дальше заниматься созерцанием, наблюдением и осмыслением увиденного. В случае проникновения в закрытую среду с доступом к приватной информации, придется вдобавок позаботиться об этической составляющей исследования перед оглашением и публикацией полученных сведений. Это, однако, не имеет отношения к данному исследованию, поэтому позволим себе опустить в представленном тексте размышления на упомянутую тему.
Именно «включенное наблюдение» – та краткая формулировка, к которой по большому счету сводится методология проведенного исследования. Принцип, лежащий в основе данного метода, а именно изучение социума изнутри, уже упомянут и аргументирован выше. Далее мы лишь попытаемся определить, а местами расширить, поле применения данного метода в современности, в том числе на примере используемого нами африканского материала.
Итак, включенное наблюдение, которое сформировалось как метод в период изучения туземных культур колонизаторами, не утратило своей адекватности и актуальности и сегодня. Однако, если раньше, в поле глубоко традиционных культур оно в силу объективных причин сводилось только к наблюдению за повседневной жизнью и ритуалами, фиксированию общественной структуры и иерархии, к записи фольклора и осмыслению традиционного мировоззрения, то с появлением и широким распространением письменных, теле-/радио и графических (в своей массовости) путей циркуляции информации в социуме, сфера наблюдения стала еще более широкой, что позволило политическим антропологам прийти к качественно новым результатам в исследовании политических представлений у носителей разных культур.
Так, важными источниками информации стали художественная литература, в которой часто находят свое отражение ценностные ориентиры исследуемого социума; произведения искусства, которое, к слову, нередко является инструментом политического влияния на сознание масс, а, следовательно, заключает в себе близкие этому сознанию смыслы; СМИ, транслирующие и подающие информацию понятным для целевой аудитории образом и в знакомых ей категориях. Большую ценность для антропологического исследования имеют дневники, воспоминания, мемуары акторов политического процесса, в которых также можно найти следы активности архаических пластов политического сознания.
Это далеко не полный список современных источников информации для политико-антропологического изучения социума. Однако во избежание длинных перечислений того, о чем не раз (и в более увлекательной форме) писали отечественные и зарубежные антропологи [Бочаров 2006; Колоницкий 2010; Манов 2014; Щепанская 2006; Askew 2015; Fouéré 2015; Hunter 2015; Philips 2015 и др.], подытожим. Погружение в культуру, ранее определяемое как результат прямого контакта с носителями данной культуры в процессе включенного наблюдения, сегодня, в условиях информационного общества, оказывается возможным даже в кабинетных условиях. Хотя, безусловно, это не означает, что работа «в поле» больше не несет никакой ценности. Напротив, она, как представляется, играет главную роль в предохранении пытливого исследовательского ума от выстраивания «идеальных», но оторванных от действительности схем функционирования общества.
Другой важной методологической установкой в данной работе является историко-психологический подход к исследованию современности. Вопросы культурно-исторической психологии достаточно подробно описаны в трудах отечественного антрополога В.В. Бочарова [Бочаров 2006; 2013]. В своих работах о взаимодействии рациональной политической культуры с ценностями традиционной политической культуры автор задействует идеи Л.С. Выготского и А.Р. Лурии о психологии поведения, а также концепции других известных психологов: «Поведенческие нормы, характерные для традиционной политической культуры, связаны преимущественно с иррациональными пластами психики человека, которые определяли поведенческое нормообразование на ранних стадиях социогенеза. С развитием общественной формации изменяется и мышление человека в сторону большей рационализации, изменяется, соответственно, и политическая психология» [Бочаров 2006: 36]. Однако, утверждает автор, несмотря на постепенную рационализацию мышления, в последнем сохраняются архаические пласты, которые ведут к воспроизводству традиционных паттернов политического поведения. Это особенно свойственно представителям менее образованных слоев населения, «политическое поведение которых детерминируется <…> традиционными нормами» [Бочаров 2006: 36].
Объект исследования. Придерживаясь подобного взгляда на метод, нами была осуществлена попытка проведения антропологического анализа процедур легитимации власти в Объединенной Республике Танзания. Интересующий нас период – время после отставки первого президента страны Джулиуса Камбараге Ньерере (1985 г. – н.в.). Непосредственным объектом исследования стал политический дискурс, продуцируемый носителями изучаемой политической культуры, в его письменной форме, представленной в центральном органе печати – газете «Ухуру» (суах. uhuru – свобода).
К числу обработанных мною выпусков «Ухуру» относятся номера газеты №6723-7030 за 1985 г. (январь-декабрь), №8500 (ориентировочно) – 8583 за 1990 г. (октябрь-декабрь), №15083-16047 за 1995 г. (октябрь-декабрь), №17237-17265 за 1999 г. (сентябрь-октябрь), а также выпуски за сентябрь-декабрь 2000 г., сентябрь-декабрь 2010 г., сентябрь-октябрь 2015 г. Для получения общей картины о периоде проведения выборов в стране к анализу была привлечена пресса за:
1985 г. – уход с поста президента Джулиуса Ньерере, избрание Али Хасана Мвиньи;
1990 г. – переизбрание Али Хасана Мвиньи на второй пятилетний срок;
1995 г. – избрание на пост президента Бенджамина Мкапы;
1999 г. – кончина Джулиуса Ньерере;
2000 г. – переизбрание Бенджамина Мкапы;
2010 г. – переизбрание на второй срок Джакайи Киквете;
2015 г. – избрание Джона Магуфули.
Промежуток времени «сентябрь-октябрь» также связан с проведением президентских и парламентских выборов, которые обычно проходят в октябре. Борьба за симпатии избирателей в преддверии выборов становится особенно ожесточенной, поэтому исходным при выборе материала было предположение о том, что именно в этот период концентрация усилий по вербальной, символической и иной мобилизации избирателей становится максимальной.
Все тексты анализировались с точки зрения выстраивания публичного образа политиков, практик легитимации их права на власть, конструирования символической связи будь то с «политическими героями» или с избирателями, усилий по увеличению поддержки и минимизации непредсказуемости результатов выборов. Полученная информация не рассматривалась с точки зрения фактологической верности, для интерпретации использовался лишь сам факт ее наличия, а также формы ее бытования. Иными словами, анализу подверглись не события, а дискурс, в котором эти события оказались определенным образом отражены. Добавим, что под часто используемым в данной работе термином «дискурс» понимается совокупность знаков и символов, включая их вербальные и визуальные формы бытования, разделяемые как субъектами, так и объектами власти.
Следует сказать еще несколько слов о характере объекта исследования. Осознавая важность обращения к полю исследуемой политической культуры как к среде, которой присуща внутренняя дифференциация [Щепанская 2006: 61], мы видим необходимость определить место газеты «Ухуру» в общем политическом поле того времени. Прежде всего, «Ухуру» – центральный печатный информационный орган правящей партии. Впервые газета вышла в 1961 г., 9 декабря, в день обретения Танганьикой независимости. С 1964 г. являлась единственным [Mhina 2015: 253] ежедневным изданием на языке суахили вплоть до 1980-х, когда ее тираж составлял 100 000 экземпляров.
«Ухуру» – главный рупор системного политического образования – правящей партии, – транслирующий официальную точку зрения. По степени институализации это политическое образование (правящая партия) является официально оформленной организацией в рамках официально функционирующей в стране рационально-правовой системы управленческих отношений. В газете не представлена оппозиционная точка зрения, и не встречается открытая критика в отношении главных фигур на политической арене. С самого начала газета играла роль главного инструмента «танзанизации» и «суахилизации» граждан в процессе строительства единой нации. Более того в ней слышен голос простых читателей (или тех, кто должен был выступать от их лица). Для последнего отведена специальная рубрика, посвященная письмам в редакцию, а также стихотворным произведениям на разные (в т.ч. политические) темы. К слову, одно время для читателя именно наличие в газете стихотворений было ключевым аргументом в пользу приобретения выпуска. Поэтому нередко стихотворения составляли 25% общего содержания [Sturmer 1998: 109]. И довольно часто для тех, кто не умел читать, они зачитывались вслух, следовательно, аудитория тех, до кого доходил голос Партии, была больше ожидаемой [Mhina 2015: 254].
В своей известной работе «Иконография Власти: советские политические плакаты при Ленине и Сталине» Виктории Боннелл пишет: «массовая пропаганда принимала разные формы в первые годы Советской власти, но особая роль была отведена именно визуальным методам политического образования» [Bonnell 1997: 3]. Многие авторы, работавшие в данном русле, связывают этот выбор не только с низкой образованностью масс, но и с особым местом иконографии и изображения в русской культуре. Большая роль поэзии в политической пропаганде Танзании также может быть объяснена давностью поэтической традиции в регионе и, видимо, ее огромной популярностью.
Возвращаясь же к описываемому периоду, добавим, что нас мало интересует тот факт, действительно ли авторами хвалебных стихотворений являются отдельные представители читательской аудитории. Не исключено, что эти тексты являются заказными, не имеющими отношения к творчеству читателей. Хотя в то же время в [Askew 2015] сказано, что в некоторые периоды существования газеты к публикуемым в «Ухуру» стихотворениям относились без особенного внимания, пропуская их в печать, не проверяя и не редактируя. Также известно, что в исследуемый период публикуемые стихи не противоречили официальной позиции [Mhina 2015]; и что с первых дней существования издания в них было много слов благодарности Джулиусу Ньерере, прославления Нации и осуждения колониализма [Sturmer 1998: 109].
Главное, на что в данной работе обращено внимание, – это то, что эти тексты существуют, а, следовательно, занимают определенную нишу в общем дискурсе, и поэтому потенциально могут оказывать реальное воздействие на тех, кто эти тексты читает, или в какой-то мере отражать их взгляды на происходящее в стране.
В «Ухуру», как в любом другом популярном издании, публиковались описания церемониала. Смысл этих сообщений, как представляется, был не столько в пересказе произошедшего, но в большей мере в демонстрации значения проводимых политических ритуалов, в предписании читателю необходимой реакции на те или иные явления политической жизни страны и, как пишет Р. Уортман, в донесении образа правителя и, добавим, его окружения до более широкой аудитории [Уортман 2002: 22].
С последним пунктом была связана значительная роль визуальной пропаганды. До введения многопартийности, по воспоминаниям Джосии Муфунго, который в середине 90-х занимал пост редактора в «Ухуру», при жесткой монополии ЧЧМ на власть, на первой странице каждого номера должна была располагаться фотография председателя Партии [Sturmer 1998: 108], что, учитывая тираж «Ухуру», создавало ощущение вездесущности лидера.
Необходимо признать, что проанализированный материал – это лишь часть (хотя и довольно крупная) общего дискурсивного поля данной политической культуры. За рамками исследования остается колоссальный объем информации, которая носит менее публичный, и даже закрытый характер. Внутригрупповая сфера политической коммуникации не имеет отношения к объекту представленного исследования по той причине, что у автора этих строк не было доступа к источникам информации о процессах, происходивших в известный период внутри политической элиты, и свойственных последней особенностях межличностной коммуникации.
Задачи исследования. Итак, основная задача данного исследования – изучение политической культуры как суммы практик и семиотических систем. Конкретнее, мы имеем дело с попыткой проанализировать и проинтерпретировать политическое поведения субъектов и объектов власти с привлечением знаний о традиционной политической культуре изучаемого общества. Мы также исходим из утверждения, что официальная идеология имеет большое значение, и, будучи пропущенной через вербальные и визуальные каналы пропаганды, формирует у населения конкретные представления о собственной идентичности и политической ориентации. Основные вопросы, на которые нам предстоит ответить, звучат следующим образом:
каким образом в известной политической культуре обозначается преемственность власти;
какими вербальными и символическими средствами осуществляется передача власти;
насколько эти средства универсальны или в чем их уникальность;
как обозначенные процессы отражаются в сознании масс, которые, по общему убеждению, являются главными носителями традиционной политической культуры.
Структура работы. Работа состоит из введения, четырех глав и заключения. В конце представлен список источников и использованной литературы. В первой главе дается краткий исторический очерк; рассмотрены основные этапы жизни Ньерере и его политических преемников; упомянуты основные проблемы, связанные с интерпретацией исследуемых процессов, а также предложена точка зрения автора на особенности политического процесса того перериода. Во второй главе, которая посвящена проблеме политической идентификации лидеров и легитимации власти, сделана попытка проанализировать ход предвыборной кампании главного кандидата на пост президента после отставки Ньерере. К числу освещенных тем относятся отношения вербальной (изустной) преемственности, образ первого президента и его имидж после отставки, популяризация фигуры Мвиньи посредством обозначения связи с уходящим лидером и др. Третья глава отведена под рассмотрение особенностей политической риторики в период болезни и после смерти Ньерере. В четвертой главе представлены основные результаты проведенного автором исследования по изучению символики власти в современной Танзании. В заключении подведены итоги проведенного исследования, а также намечены возможные варианты развития данной темы через обращение к неизученным всвязи с предложенной проблематикой источникам.
Апробация работы. Текущие результаты проводимого исследования были представлены во время выступления с докладами на следующих научных мероприятиях:
XII Конгресс антропологов и этнологов России 3-6 июля 2017 г.;
Конгресс по источниковедению и историографии стран Азии и Африки 21-23 июня 2017 г.;
Научно-теоретический семинар (XX конференция) «Путь Востока» 27-29 апреля 2017 г.
Вторая международная студенческая конференция востоковедов и африканистов «Ex Oriente Lux» 20-21 октября 2017 г.;
Научная конференция «XVI Всероссийская школа молодых африканистов» 28-29 ноября 2017 г.
Также по теме схожей с той, что обозначена в данном исследовании, была опубликована статья в научном журнале гуманитарного профиля «Новое прошлое», который входит в Российский индекс научного цитирования; тема: «Символ и власть в Республике Танзания: функция жезла Отца Нации в борьбе за президентский пост». Текст статьи использован для написания четвертой главы.