Критерии оценки в литературной критике в.в. розанова (10.01.01)
Литература как явление в целом оценивается Розановым, усвоившим все литературоцентрические концепции середины XIX в., очень высоко. Прежде всего, для Розанова характерно особое отношение к слову. При этом он считает слово полностью адекватным явлению, которое оно обозначает. В одной из записей, относящихся к «Апокалипсису нашего времени», Розанов спорит с Кантом. По его мнению, «едва ли бы Бог захотел шутить такую шутку над миром и человеком , чтобы все знание последнего являлось попросту “враньем”»887. Сам Розанов убежден в том, что «схемы ума и восприятия человеческого отвечают вполне точно и реально образу мира»888. Из полного соответствия слова и явления вытекает прямая и однозначная связь литературы и жизни. В «Опавших листьях» Розанов отмечает, что ужасна не литература, а литературность души и жизни, когда «всякое переживание переливается в играющее, живое слово: но этим все и кончается, – само переживание умерло, нет его»889. Именно поэтому Розанов неоднократно высказывается в том роде, что литература отняла у него жизнь, что если бы он мог прожить свою жизнь второй раз, то ничего бы не писал. Совместить жизнь и литературу невозможно, и в этом противостоянии Розанов принимает сторону жизни: «Нужна вовсе не “великая
890
литература”, а великая и полезная жизнь» . И в то же время значение литературы в жизни человека и общества необыкновенно велико, так как именно на нее возложена задача просвещения общества и улучшения его нравов. Не случайно поэтому основную тяжесть вины за произошедшую революцию Розанов приписывает русской литературе, которая не только исчерпала все положительные явления русской жизни, но и не сумела правильно воспитать общество.
Представление о литературе у Розанова изначально было системным, что доказывает обращение к его первой книге «О понимании», в которой Розановым были разработаны основополагающие понятия его эстетики и поэтики. Впоследствии часть этих понятий Розанов пересмотрел, а от некоторых из них вообще отказался, однако концепция литературы Розанова на протяжении всего его творческого пути продолжала сохранять форму системы.
Литературную критику Розанов считает неотъемлемой частью литературного процесса. Очень часто он оценивает критические статьи с художественной точки зрения, включая, таким образом, критику в границы литературы. Однако в общем и
887 Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. С. 170.
888
Там же.
889 Розанов В.В. Опавшие листья. Короб первый // Розанов В.В. Метафизика христианства. С. 456.
890 Розанов В.В. Опавшие листья. С. 456.
170
целом представление Розанова о задачах литературной критики вполне соответствует представлениям того времени: критика должна помогать читателям понять литературное произведение. Претензии критики на руководство литературой Розанов отвергает, в некоторых случаях возлагая на нее ответственность за неправильное прочтение произведения, которое, как в случае с Гоголем, имело негативное воздействие на русское общество.
В своей книге П.А. Руднев предлагает «раз и навсегда отказаться от постулата “Розанов – профессиональный критик”»891. О «вненаходимости розановского дискурса в области литературной критики» пишет также и А.А. Медведев892. Сам Розанов, как показано в третьем параграфе первой главы, тоже не считал себя критиком. В данном случае важно выяснить, какой смысл вкладывается в понятие «литературная критика», какое представление о ее задачах существует в тот или иной период времени. По мнению В.Е. Хализева, критика XIX – XX в. «интересуется прежде всего неповторимо¬индивидуальным обликом произведения, уясняет своеобразие его формы и содержания (и в этом смысле является интерпретирующей)»893. Одним из видов критики, по Хализеву, является критика-эссеистика, «не притязающая на аналитичность и доказательность, являющая собой опыты субъективного, по преимуществу эмоционального освоения произведений»894. Розановские статьи о литературе вполне соответствуют как первому, так и второму определению. Разумеется, творческое наследие Розанова многозначно и многопланово, поэтому свести его исключительно к критике литературных произведений невозможно, однако тот факт, что рассуждения Розанова о литературе являются также и критикой, игнорировать все-таки не стоит.
В результате проведенного исследования выяснилось, что литературная критика является составной частью общей философской системы Розанова. Творчество того или иного писателя всегда интересует Розанова как возможность применения его философских умозаключений, поэтому многие ключевые понятия его философии стали теми ценностями, на базе которых формируются критические оценки.
Главная ценность, по Розанову, – это индивидуальность, и потому именно отношение к человеческой личности является основным критерием оценки литературного произведения. С точки зрения этого критерия наиболее высокого
891 Руднев П. А. Театральные взгляды Василия Розанова. М., 2003. С. 10.
892 Медведев А.А. Эссе В.В. Розанова о Ф.М. Достоевском и Л.Н. Толстом (проблема понимания). Автореф. канд. дисс. М., 1997. С. 11.
893 Хализев В.Е. Теория литературы. 2-е изд. М., 2000. С. 119.
894 Там же. С. 120.
171
положения в литературной иерархии заслуживает Пушкин, который ничего не навязывает личности, и наиболее низкого – Гоголь, который своими произведениями изменил мироощущение не только отдельных людей, но и всего русского общества.
Со второй половины 1890-х гг. не менее важное место в системе ценностей Розанова занимают теория пола и вопросы семьи и брака. Если раньше образцовым поэтом и писателем для Розанова был Пушкин, то теперь на первый план выходит Лермонтов. Также изменяется отношение Розанова к Гоголю, творчество которого он находит полностью соответствующим своим новым идеям. Одновременно меняется содержание понятий «стихия» и «стихийное», которые из отрицательных переходят в разряд однозначно положительных. Стихийными художниками оказываются Гоголь и Лермонтов, и именно они в этот период возглавляют розановскую литературную иерархию. Синонимом «стихии» у Розанова является «движение», что позволяет ему сопоставить развитие русской литературы со своим философским взглядом на историю.
Теория пола присутствует абсолютно во всех литературных концепциях Розанова. Он по-своему интерпретирует семейную историю Пушкина, отыскивает языческие мотивы в произведениях Лермонтова и Гоголя, приписывает особый смысл отношениям Тургенева и Виардо, с сожалением отмечает отсутствие подлинного чувства в современной ему поэзии. В этом случае русская литература становится своеобразным полигоном, на котором Розанов испытывает свои отвлеченные идеи.
Еще одной несомненной ценностью для Розанова является жизнь, которую он иногда отождествляет с бытом. Понятия мертвенности и безжизненности являются основными в его первой интерпретации творчества Гоголя, в этом же Розанов впоследствии упрекает Брюсова и декадентов. Однако отсутствие быта в произведениях Тургенева Розанов считает оправданным, поскольку писатель поставил себе задачей изображение идеальной любви. Весьма сложны у Розанова отношения жизни и литературы, которая тоже является ценностью. В.Г. Полюшина полагает, что основным эстетическим принципом собственного литературного творчества у Розанова было стремление к преодолению литературы и соединению ее с жизнью895. Однако обращение к литературной критике Розанова показывает, что жизнь и литература для него изначально едины и он, наоборот, стремился к их разделению, отдавая жизни предпочтение перед литературой. В данном случае главным критерием оценки становится словесное мастерство писателя. И снова литературную иерархию
895 Полюшина В.Г. Художественно-философская трилогия В.В. Розанова («Уединенное», «Опавшие листья»): образ автора и жанр. Автореф. канд. дисс. Волгоград, 2005. С. 11.
172
Розанова возглавляет Гоголь, «словечки» которого оказались неодолимыми, изменив весь ход русской истории.
Не только для литературной критики, но и для всей философской системы Розанова необыкновенно важным является религиозное начало, которое в некоторых случаях оказывается очень близким понятию жизни и розановской теории пола. Однозначно религиозным поэтом для Розанова является Лермонтов, а вот религиозное значение Пушкина и Гоголя воспринимается им по-разному: в одном контексте Розанов подчеркивает присутствие в их творчестве трансцендентного и иррационального, в другом – отрицает. Во втором случае Пушкин становится исключительно земным поэтом, которому недоступна область высшего созерцания, а Гоголь выступает в роли богоборца, полностью отрицающего духовную сущность человека.
Народность в качестве критерия оценки литературного произведения встречается у Розанова достаточно редко. В основном Розанов рассуждает о народности применительно к творчеству Пушкина, Некрасова и некоторых представителей современного ему литературного процесса. Более того, в разных статьях в зависимости от контекста меняется смысл этого определения, что свидетельствует о том, что в системе ценностей Розанова понятие народности было важным, но ключевого положения не занимало. Точно так же в исследованном материале практически не встречается критерий «национальное». Очевидно, что эта проблема требует дополнительного исследования с привлечением посвященных «русской идее» публицистических статей Розанова.
Таким образом, проведенное исследование позволило выявить в литературной критике Розанова следующие критерии оценки:
– индивидуальность;
– семья;
– теория пола;
– стихия/движение;
– жизнь/быт;
– слово/литература;
– религиозное начало.
Кроме семи основных, в исследованном материале выделился также дополнительный критерий народности, и еще в отдельных случаях как самостоятельную ценность Розанов рассматривает все творчество Пушкина. Разумеется, этот список имеет гипотетический характер и призван не столько дать
173
однозначные ответы на поставленные вопросы, сколько обозначить направления и перспективы дальнейших исследований розановского наследия.
Использование принципа хронологии при рассмотрении высказываний Розанова о творчестве различных писателей позволило получить представление также и о внутренней логике развития его критической концепции. Прежде всего, нужно отметить важность контекста для суждений Розанова. Например, в зависимости от того, с кем критик сопоставляет Пушкина, изменяется оценка историко-культурного значения творчества поэта. Принятие тезиса о «всемирной отзывчивости» помешало Розанову сформировать свою собственную концепцию. В результате при обращении к Пушкину он использует ту же схему, по которой многочисленные исследователи изучают творчество самого Розанова: берется клише, которое принимается как аксиома, и производится попытка анализа одной или двух сторон творчества писателя.
Также существенным фактором является стремление Розанова к метонимической образности, когда он идентифицирует писателя с одним из его героев и включает автора в рамки его собственного художественного мира. Кроме того, несмотря на то, что Розанов не стремится к конъюнктуре, на развитие его концепции влияют как обстоятельства его биографии, так и общепринятые культурные штампы. Этот момент также отмечает и В.В. Ерофеев, который считает, что утверждение социальной значимости литературы связывает философа с демократической критикой при полном разрыве с идеологией этого направления. Розанов возражает против реализма как определения художественного метода Гоголя, но, тем не менее, постоянно использует этот термин в своих работах.
При неясном содержании некоторых абстрактных понятий Розанов может менять их значение. Кроме того, он использует различные семантические оттенки одних и тех же дефиниций. Розанов не только демонстрирует разные стороны истины, но и часто доводит до абсурда различные элементы своей концепции. Вовсе не противоречивость, а именно это стремление выявить все возможности, заложенные в данной интерпретации, следует считать главной особенностью его мышления.
Розанов – очень чуткий и внимательный читатель. Его так называемая «ненависть» к Гоголю вовсе не является слепотой к эстетическим достоинствам произведений писателя, а, наоборот, представляет собой сверхчувствительность к ним. Однако Розанов-читатель не всегда совпадает с Розановым-критиком. При очевидной любви к Пушкину или Лермонтову писать о них он начинает тогда, когда возникает к ним его интерес как философа.
174
Пушкин, Лермонтов и Гоголь составляют для Розанова «золотой век» русской литературы. При всех колебаниях в точке зрения на творчество этих писателей от этой высокой оценки Розанов нигде не отказывается. Все трое представляют собой вершину русской литературы. Противоречивость, присутствующая в интерпретации их творчества, имеет различные причины. Образ Пушкина неясен из-за так и не сложившейся концепции; противоречия в образе Гоголя связаны с наложением и смешением двух точек зрения; при обращении Розанова к личности и творчеству Лермонтова колебания концепции происходят из-за общих изменений в его философии жизни.
Изменения в литературной концепции Розанова чем-то напоминают превращения, совершающиеся в произведениях Гоголя. Во сне Ивана Федоровича Шпоньки жена превращается в колокольню и в отрез материи, что на первый взгляд кажется неожиданным и необъяснимым. Но если восстановить пропущенные логические переходы (колокольня – церковь – венчание – новый костюм – кусок ткани), то все становится на свое место. Точно так же и при рассмотрении суждений Розанова следует принимать во внимание контекст, а также скрытые внутренние связи, существующие между различными интерпретациями.
Сопоставление интерпретаций позволяет выявить тот уровень, на котором снимается пресловутая розановская противоречивость. На основании проведенного исследования можно выделить два этапа восприятия Розановым творчества того или иного автора. Первоначальным и наиболее важным фактором является совпадение либо несовпадение мировосприятия (чувства Бога). Затем достаточно большую роль играют теории, которыми критик увлекается в данный момент. С Пушкиным Розанов чувствует совпадение мироощущения, но не может приспособить его творчество к своим теориям. Гоголь при полном несовпадении мировосприятия частично может быть интерпретирован в соответствии с философскими идеями Розанова. И, наконец, Лермонтов полностью совпадает с чувством Бога, присущим самому критику, и легко вписывается в мировоззренческие концепции Розанова.
В заключение хотелось бы еще раз отметить перспективность аксиологического, и хронологического подходов к творческому наследию Розанова. Все его произведения должны рассматриваться как некая целостность, как совокупность идей, развивающихся во времени под влиянием тех или иных факторов. Только при таком подходе мы сможем приблизиться к пониманию феномена Василия Розанова.
Введение
Постановка проблемы и актуальность темы исследования Личность Василия Васильевича Розанова – одна из наиболее спорных и загадочных не только в Серебряном веке, но и в русской культуре в целом. Розанов известен как противоречивый писатель и философ, нарушавший в своих рассуждениях принципы формальной логики. Его литературные, политические и общественные взгляды не отличались постоянством. Розанов мог писать одновременно в журналах и консервативного, и либерального направления статьи удовлетворяющего данное издание содержания, мотивируя это тем, что душа больше любого направления и в одной статье выражена быть не может.
Литературная критика Розанова вызывала неоднозначную реакцию еще при жизни писателя, хотя именно для Серебряного века характерны попытки расширить рамки жанра критической статьи. Однако манера высказывания, присущая этому критику, делала невозможной однозначную интерпретацию его точки зрения на творчество того или иного автора. При явном интересе к Розанову значительных фигур русского литературоведения (В.Б. Шкловский, М.М. Бахтин, А.Ф. Лосев) не было выдвинуто обоснованной концепции его творческого метода, а из-за господства марксистко-ленинской методологии было невозможно научное изучение Розанова, произведения которого стали доступны широкому читателю только в конце 1980-х гг. Все это привело к тому, что фигура Василия Розанова до сих пор является спорной и недостаточно изученной, хотя без правильной оценки его роли и значения для русской культуры рубежа XIX – XX вв. понимание особенностей этого периода остается неполным и недостаточно ясным. В настоящее время близится к своему завершению издание Полного собрания сочинений Розанова под общим руководством А.Н. Николюкина. Таким образом, опубликовано уже достаточно материала для осознания подлинного масштаба личности Розанова.
Литературная критика была одним из основных направлений его деятельности, и в его творчестве она занимает такое же важное место, как и вопросы семьи и брака, а также исторического пути развития России. Кроме того, литература являлась для Розанова не только предметом критической оценки, но и фактором повседневной жизни, поэтому закономерной частью его рассуждений о литературе становится критика как собственных произведений, так и своего занятия литературой в целом, своего рода саморефлексия. Розанов постоянно пытается определить смысл литературы, ее цели и задачи, ее возможности в сфере воздействия на общество. Слово для Розанова, как и для всей русской культуры XIX в., имеет онтологическое и иногда
4
даже сакральное значение, являясь одним из ключевых понятий в его мировоззрении. Следовательно, именно через слово и через литературу возможно приблизиться к пониманию философской системы Розанова и прояснить, наконец, его значение для Серебряного века и русской культуры ХХ столетия. Кроме того, установление параметров розановской концепции творчества того или иного писателя позволит уточнить общую картину развития литературного процесса на рубеже XIX – XX вв.
Научная новизна
Литературная критика Розанова привлекает внимание многих исследователей. Большинство из них отмечает его противоречивость и амбивалентность. В.А. Фатеев, например, подчеркивает, что «Розанов чрезвычайно самобытен, изменчив, парадоксален и бесформен»1, его мысль не поддается систематизации, ее невозможно выразить в категориях логики. По мнению исследователя, «изменения во взглядах Розанова настолько непостижимы, алогичны, что их почти невозможно предвидеть и тем более всесторонне объяснить»2. Обстоятельства почти не влияют на мнение Розанова, «он ’’внутренне несклоняем” и не раз демонстрировал смелость, идя поперек общего движения»3. Таким образом, противоречия и склонность к совмещению несовместимого оказываются, по мнению этого исследователя, свойством личности Розанова, которое неизбежно проявляется также и в его творчестве, в том числе и в литературной критике.
Достаточно развернутая концепция методологии розановского мышления представлена в книге А. Д. Синявского, который утверждает, что «внутренне Розанов, как писатель и мыслитель, был целостен»4. Однако если смотреть со стороны, да еще принимать во внимание лишь крайние точки хода мысли Розанова, то получится «весьма пестрая и противоречивая картина». Розанов, как дерево, «дает побеги сразу в несколько сторон», «растет живою мыслью, а не следует по одному раз и навсегда избранному курсу»5, поэтому его противоречивость оказывается естественной. Розанов, по Синявскому, оказывается целостным именно в своей парадоксальности, которая происходит из его попытки «идти в философии не путем рассуждения, а путем
1 Фатеев В.А. Публицист с душой метафизика и мистика // В.В. Розанов: pro et contra: Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. В 2 т. СПб., 1995. Т. 1. С. 5.
2 Там же. С. 11.
3 Там же.
4 Синявский А. Д. «Опавшие листья» Василия Васильевича Розанова. М., 1999. С. 3.
5 Там же. С. 62.
5
переживания»6. Проза философа и критика строится целиком или почти целиком «на раскрытии и демонстрации собственного “я”»7. При этом Розанов отталкивается не только от чужих штампов, но и «от собственного, только что высказанного им суждения» . В критических высказываниях Розанова Синявский находит стремление «подтягивать» писателей к себе и «мерить на свой аршин»9. Общую концепцию развития русской литературы «по Розанову» Синявский представляет так: «… только Пушкин и отчасти Лермонтов, завершающие культуру XVIII века, культуру Державина, Жуковского и Карамзина, несут в себе что-то положительное»10.
А. Н. Николюкин видит суть критического подхода Розанова в особом понимании концепции, которая может включать в себя противоположные точки зрения. В этой концепции «да» не всегда «да», а «нет» отнюдь не обязательно «нет»11. Он считает Розанова «художником, а не исследователем». Вывод сделан на основании
легкости обращения с фактами, так как у Розанова нередко «правда историческая
12
отступает перед ’’своей”, повествовательной правдой» . Характерный для Розанова творческий подход к критике Николюкин объясняет особенным «антиномическим мышлением» и «экзистенциалистским протеизмом» писателя. Исследователь предлагает «попытаться понять логику розановских антиномий», настаивая на том, что существование противоречий является принципиальным для творческого наследия писателя, в ином случае «Розанов не был бы Розановым»13.
Н.Ф. Болдырев определяет Розанова как «исключительно фрагментарного и парадоксального по форме выражения своего “логоса”» писателя, которого невозможно понять с позиций позитивизма и «логоцентричного мышления»14. В произведениях Розанова Болдырев усматривает странную, почти непостижимую логику, сходную с логикой, присущей высказываниям юродивых и адептов дзэн. По мнению исследователя, Розанов стремился к тому, чтобы «внешне равно истинные утверждения уничтожали друг друга, давая явиться некой внесловесной сути»15. Русская литература не имеет такой метафизической направленности, поэтому Розанов
6 Там же. С. 233.
7 Там же. С. 126.
8 Там же. С. 237.
9 Там же. С. 303.
10 Там же. С. 292.
11 Николюкин А.Н. В.В. Розанов – литературный критик // Розанов В.В. Мысли о литературе. М., 1989. С. 7.
12 Там же. С. 10.
13 Николюкин А.Н. Розанов. М., 2001. С. 183, 265.
14 Болдырев Н.Ф. Семя Озириса или Василий Розанов как последний ветхозаветный пророк. Челябинск, 2001. С. 145.
15 Там же. С. 146.
6
рассматривает ее как «до известной степени блефующую»16. Писатели, создавая «литературных зомби по своему “артистическому” либо “идеологическому” усмотрению», навязали обществу свои идеи и тем самым привели нацию к гибели17. Именно в этом и заключаются, считает Болдырев, основные претензии Розанова к русской литературе.
Противоречивость Розанова почти не затрагивается в работе Е. В. Осмининой, которая выстраивает модель отношения Розанова к Пушкину при помощи концептов «миф» и «культурный герой». Так как «личный миф есть оригинальнейший мифопроект собственного бытия человека, являющийся для него предметом веры»18, то анализ различных точек зрения на творчество Пушкина закономерно отступает на второй план. В центре внимания Осмининой находится процесс мифологизации Розановым Пушкина. По мнению исследовательницы, «используя живой характер мифа Розанов получал возможность в открытую говорить с миром, и посредником в этом диалоге выступал Пушкин в качестве культурного героя Розанова»19. Кроме Пушкина, считает Осминина, Розанов выделяет в качестве культурных героев- писателей также Достоевского, Лермонтова и Гоголя.
Рассматривая оценку Розановым творческих исканий Достоевского, Д. Н. Дианов объясняет противоречивость высказываний своеобразием эстетической позиции, обусловленной полифоничностью розановского мышления20. Розанов пытался смотреть на предмет со всех возможных позиций, отражал в своих высказываниях его многогранность. Эти различные, часто противоположные точки зрения Розанов, по мнению исследователя, излагал от первого лица в отличие от Достоевского, полифоничность которого выражалась через точки зрения отдельных персонажей.
Как видим, почти все посвященные Розанову исследования исходят из тезиса о его противоречивости, которая объявляется качеством, присущим ему органически. В результате оказывается невозможным выстроить более или менее обоснованную концепцию, объясняющую мировоззрение Розанова и его позицию по отношению к тому или иному писателю, так что ни одна работа не выходит за пределы простой регистрации противоречий. Даже пытаясь дать объяснение этим противоречиям,
16 Там же. С. 167.
17 Там же.
18 Осминина Е.В. Творение мифа и интерпретация культурного героя: Розанов и Пушкин. Автореф. канд. дисс. Кострома, 2005. С. 6.
19 Там же. С. 17.
20 Дианов Д.Н. Творческие искания Ф.М. Достоевского в оценке русской религиозно-философской критики конца XIX – начала ХХ веков (К. Леонтьев, Вл. Соловьев, В. Розанов). Автореф. канд. дисс. Кострома, 2004. С. 15.
7
исследователи не рассматривают произведения Розанова как некую целостную совокупность высказываний, а ограничиваются привлечением отдельных утверждений, доказывающих те или иные положения их теории.
Несомненно, мышление Розанова можно охарактеризовать как амбивалентное и противоречивое. Однако надо указать на то, что сам он воспринимал свою личность как нечто целостное, выражая в статьях различного направления разные стороны одной души. Э.Ф. Голлербах, лично знавший Розанова, также писал о том, что его творчество, внешне бессистемное и разрозненное, является внутренне стройным и цельным21. Поэтому можно предположить, что существует уровень, на котором эта амбивалентность снимается и многочисленные противоречия текстов Розанова получают объяснение. Выявление этого уровня не только позволит прояснить многие спорные вопросы, касающиеся розановской концепции литературы, но и станет значительным вкладом в опыт анализа систем, выстроенных с нарушениями формальной логики. Этим и определяется новизна предлагаемой работы.
Объект и предмет исследования
Объектом исследования стали как теоретико-литературные и критические статьи Розанова, так и его высказывания по поводу литературы вообще и жизни и творчества отдельных писателей в частности. Эти статьи и высказывания рассматриваются хронологически, что позволяет получить представление о логике развития концепции Розанова. Предметом исследования являются внутренние связи, которые существуют между различными розановскими интерпретациями. Эти связи оказываются не чем иным, как ценностями, на основании которых Розанов дает оценку как произведениям, так и личности писателя. Для исследования подобного рода привлечение как можно большего количества источников желательно, но не обязательно, так как наличие ценностей устанавливается уже при сравнении трех¬четырех интерпретаций.
В русской литературе Розанов выделяет три эпохи: «золотую», «серебряную» и «медную». К первой эпохе относится творчество Пушкина, Гоголя и Лермонтова, которые занимают ключевое положение в розановской иерархии. Вторую эпоху составляют произведения Толстого, Достоевского, Островского, Гончарова и Тургенева, для которых, по Розанову, характерно преобладание идейного содержания над художественной формой. К третьей эпохе он относит всю современную ему
21 Голлербах Э.Ф. В.В. Розанов. Жизнь и творчество // Голлербах Э. Встречи и впечатления. СПб., 1998. С. 40.
8
литературу, которая, по его мнению, не создала ничего значительного ни с точки зрения формы, ни по своему содержанию. С учетом этого подхода в диссертации было подробно проанализировано отношение Розанова к Пушкину, Гоголю и Лермонтову. Писатели, отнесенные им к «серебряному веку», рассмотрены на примере Тургенева. «Медный век» в данной работе представлен В.Я. Брюсовым, которого Розанов воспринимал как одного из типичных представителей того поколения.
Розанов относится к произведениям Толстого и Достоевского как к ярчайшим явлениям русской культуры. Однако его интересует прежде всего философский аспект творчества этих писателей. В статье «Гр. Л.Н. Толстой» (1898) Розанов прямо указывает на философский характер творчества Толстого: «Его первое произведение “Детство и отрочество” есть уже философия в самой теме своей; и что бы еще ни писал Толстой, всегда заметно для внимательного читателя, что он – философствует образами, что он есть вечный и неутомимый философ; и только потому, что тема его
философии есть ’’человек” и “жизнь” – иллюстрации к ней вытягиваются в страницы
22
рассказов и романов» .
Д. Н. Дианов в своей диссертации определяет критику Розанова как религиозно-философскую. Исследователь приходит к выводу, что Розанов предпринял попытку всестороннего рассмотрения художественного наследия Достоевского и обнаружил принципиально новый способ изучения религиозного миросозерцания писателя. Дианов отмечает, что Розанов «иногда искусственно пытается “подогнать” собственные литературно-критические изыскания для доказательства своего понимания религиозного аспекта в творчестве писателя и подготовить основу для доказательства собственной метафизической концепции»23. Розанов также очень часто обращается к тем или иным элементам образной системы произведений для иллюстрации собственных философских рассуждений.
А. А. Медведев подробно рассмотрел эволюцию восприятия Розановым жизни и творчества Толстого и Достоевского через категорию понимания, являющейся, по мнению исследователя, основной структурой культурной формы эссе, направленного на «личностное (целостное) переживание “предмета”»24. Медведев считает, что творчество Розанова производит впечатление противоречивого, если анализировать исключительно аспект его содержания, так как розановскому сознанию присуща внутренняя диалогичность. Не случайно поэтому Розанов выбирает для своих
22 Розанов В.В. Гр. Л. Н. Толстой // Розанов В.В. О писателях и писательстве. М., 1995. С. 31.
23 Дианов Д.Н. Творческие искания. С. 14.
24 Медведев А.А. Эссе В.В. Розанова о Ф.М. Достоевском и Л.Н. Толстом (проблема понимания). Автореф. канд. дисс. М., 1997. С. 4.
9
произведений форму эссе, которое, по определению Медведева, есть «художественно¬философская, феноменологическая форма личностного бытия в диалоге с другим»25. Толстой и Достоевский в этом контексте закономерно оказываются «вечными и живыми собеседниками Розанова, диалог с которыми осуществлялся, как и все розановское творчество, изнутри его конкретного, живого, личного духовного опыта»26. При этом исследователь выводит произведения Розанова, посвященные Толстому и Достоевскому, за рамки критики как литературной, так и религиозно¬философской. По его мнению, «только с феноменологической точки зрения можно увидеть уникальность “критического опыта” Розанова как художественно¬философского, конгениального “предмету”, опыта целостного понимания Толстого и Достоевского»27.
Таким образом, проблема оценки Розановым творчества Толстого и Достоевского не только выходит за пределы собственно литературоведения, но и оказывается теснейшим образом связанной с вопросами становления и развития философии Розанова, которые до сих пор не исследованы в достаточной степени. Поэтому в данной работе для анализа отношения Розанова к писателям «серебряной» эпохи была взята интерпретация жизни и творчества Тургенева.
Цель и задачи исследования
Цель данного исследования – выявление того уровня, на котором преодолевается противоречивость Розанова и становится возможно рассмотреть его мировоззрение как системное. Задачи исследования: 1) выявить философские предпосылки формирования литературной концепции Розанова; 2) определить место литературы в розановской системе ценностей и в том числе прояснить его отношение к себе как писателю; 3) рассмотреть теоретические взгляды Розанова на литературную критику и его отношение к отдельным критикам, сыгравшим важную роль в становлении его литературной концепции; 4) изучить эволюцию розановской концепции творчества Пушкина, Гоголя и Лермонтова; 5) на примере Тургенева прояснить отношение Розанова к писателям, второстепенным в его восприятии; 6) определить точку зрения Розанова на современный ему литературный процесс и в том числе его отношение к декадентам.
В задачу данной работы не входит рассмотрение проблемы формирования и развития философских взглядов и мировоззрения Розанова, вопросов влияния на него
25 Там же. С. 7.
26 Там же. С. 5.
27 Там же. С. 13.
10
тех или иных философов и писателей, а также восприятия критических концепций Розанова его современниками и полемик, вызванных его статьями.
Методология
В. В. Бибихин скептически оценивает возможность обнаружения внутренних
связей в хаотических взглядах Розанова, так как это требует от исследователя «как
28
минимум такого же грациозного жеста, такой же умной хватки» . По его мнению, наука на современном этапе своего развития к такому анализу не готова: «Современные развязные “розановеды” имитируют от силы разве что раскованность
29
розановского слова, но совершенно не причастны закону розановских прозрений.» . Отчасти этот упрек справедлив, так как внимание ученых обычно направлено на видимую противоречивость высказываний Розанова, которая поневоле и воспроизводится в исследовании. Однако в тех случаях, когда исследователь основывает свой анализ на философских воззрениях Розанова, ему удается приблизиться к пониманию внутренних закономерностей развития той или иной концепции. Например, Р.А. Барзукаева в своей диссертации представила философию образования Розанова как целостную систему, рассмотрев все ее различные и взаимосвязанные аспекты30. Медведев при помощи феноменологического подхода выявил особенности отношения Розанова к творчеству Толстого и Достоевского. И в том, и в другом случае весьма значимой для исследования оказывается разработанная Розановым философская теория понимания.
Методология данного исследования опирается на теорию ценностей. Так как в осмыслении ценности как категории существуют значительные разногласия, необходимо рассмотреть основные этапы развития аксиологической мысли.
До середины XIX в. не существовало обобщающего представления о ценности как таковой и о закономерности ее проявления в различных конкретных формах. В рационалистической античной философии слово воспринималось как непосредственный носитель мысли. Ценности находились на периферии мышления и анализировались по отдельности, а не как единое начало. В религиозном сознании нет потребности в создании теории ценностей. В средние века единственной подлинной ценностью был Бог, все другие ценности являлись эманацией божества. В эпоху Возрождения возникает представление о земной природе сознания, однако осознание связи различных форм отношения человека к миру (нравственного, эстетического,
28 Бибихин В.В. Время читать Розанова // Розанов В.В. О понимании. М., 1996. С. XXI.
29 Там же.
30 См.: Барзукаева Р.А. Философия образования В.В. Розанова. Автореф. канд. дисс. Тверь, 2004.
11
правового, политического) в это время еще отсутствует. Для XVII – XVIII вв. характерна опора на естествознание и лежащее в его основании безоценочное в принципе математическое знание. И только романтизм впервые противопоставил рационализму Просвещения эмоциональную активность духовной жизни человека.
Одним из первых важное место феномену ценности отвел Г. Лотце в своей работе «Основания практической философии» в 60-е гг. XIX в. Однако, по мнению М. С. Кагана, решающее значение в утверждении места ценностного сознания в культуре имела философия Ф. Ницше, который трактовал бытие не как объективную реальность, а как ценность, растворяя онтологию в аксиологии. М. Вебер, опираясь на реальность бытия ценностей в культуре конца XIX в., показал, как после Ф. Ницше и Ш. Бодлера изменилась традиционная триада ценностей (истина, добро и красота). Именно в это время становится очевидным, что прекрасное может не быть добрым, а истинное может не быть прекрасным.
В конце XIX – начале ХХ в. проблема ценностей вышла на первый план. М. Шелер свел к ценностям всю духовную жизнь человека. По его мнению, ценности объективны и существуют во всей природе. Они есть своеобразные качества, носителями которых являются блага. Для обнаружения ценностей необходима эмоциональная интуиция. Высшей формой ценностей являются ценности религиозные. Э. Трельч в книге «Историзм и его проблемы» выдвинул в качестве центрального пункта теории ценностей человеческую индивидуальность в виде лейбницевой монады особого уровня сложности. Исходя из этого, ценности следует понимать в их субъективном и относительном характере. М. Хайдеггер отмечал, что всякое оценивание есть субъективация, которая лишает бытие его онтологической объективности. Н. Гартман представлял ценности как независимые от сознания идеальные сущности, содержание которых меняется исторически, а форма остается неизменной. Человек может познавать их благодаря имеющемуся у него социальному «чувству ценности». Однако это познание осуществляется не на рациональном, а на эмоциональном уровне. В позитивизме ценности сводятся к проявлениям биологической полезности, к психофизиологическим оценкам, основанным на удовольствии, и к экономической стоимости. А.В. Луначарский возвел мир ценностей к биоэнергетически трактуемой красоте и выделил следующие типы оценок: сенсуальная, гедонистическая; рациональная, утилитарная; общественная, моральная; эстетическая.
Баденская школа поставила вопрос о создании философии истории как учения о ценностях. По мнению В. Виндельбанда, философия ценностей отвечает на
12
глубинную потребность времени, когда «массы двинулись вперед», и возникла опасность «утраты того высшего, что собственно только и составляет во все времена культуру и историю – жизнь личности»31. Виндельбанд выделил два типа суждений: абстрактно-логические, которые применяются при описании природы и конструируют естественнонаучную картину феноменального мира, и выражающие отношение человека к миру. Высказывания второго типа, ничего не прибавляющие к предметному содержанию суждений, являются оценками. Вынесение оценок оказывается возможным, поскольку субъект есть одновременно носитель и практического разума, и единого идеального мира ценностей, обладающего характером долженствования. Сама возможность оценки демонстрирует проявление примата практического разума над теоретическим. Ценностное ядро практического разума составляет единство истины, добра и красоты. Виндельбанд выделяет три вида оценок: логические, этические и эстетические. В них выражается норма оценки, то есть правильность проявления чувства удовольствия или неудовольствия в суждении о ценности. Философия призвана гарантировать эту правильность.
Большой вклад в разработку теории ценностей внес Генрих Риккерт, который понимал философию как науку, ставящую себе наиболее широкие познавательные задачи. Одна из задач философии – показать, каким образом субъект и объект объединяются в едином понятии о мире. По Риккерту, есть два типа мировоззрения. Одно, объективирующее, рассматривает объекты и человеческое «я» как комплекс психических процессов. Такое мировоззрение основано на понятии причинной связи субъектов и исключает суждения о смысле, который не помещается в простые причинно-следственные связи. Другое – субъективирующее – рассматривает объекты в их зависимости от субъекта, поэтому в нем можно обнаружить истины и сущность мира. Однако подобное мировоззрение не в силах дать единого понятия о мире. Риккерт считает, что «вопрос о смысле жизни надо ставить как вопрос о
32
значимости ценностей» . Категория ценности призвана разрешить противоречия между этими двумя мировоззрениями.
Мир составляют бытие как совокупность объектов и субъектов и ценности. Объекты могут обладать ценностью, но эта ценность, обнаруживающаяся в их действительности, с этой действительностью не совпадает. Например, ценность произведения искусства не равна ценности его материальных составляющих, таких как полотно, краски, лак и т.п. Для реального объекта, связанного с ценностью, Риккерт
31 Виндельбанд В. Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия // Виндельбанд В. Избранное: Дух и история. М., 1995. С. 353.
32 Риккерт Г. О понятии философии // Науки о природе и науки о культуре. М., 1998. С. 21.
13
вводит термин «благо». В то же время ценность неразрывно связана с субъектом, оценивающим объекты. По мнению Риккерта, нужно различать понятие ценности и психического акта оценивающего субъекта. «Ценности всегда связаны с оценками»33, но отождествлять их не следует. Проблема ценности есть проблема ее значимости, этот вопрос не совпадает с вопросом существования акта оценки. Более того, ценность может обладать значимостью даже и при отсутствии оценки, выражающей то или иное к ней отношение. Таким образом, «оценка» есть выражение связи ценности с субъектом.
Ценности образуют самостоятельную область, лежащую по ту сторону субъекта и объекта. Они соединяются с действительностью посредством блага и оценки, которые подлежат ведению специальных наук, изучающих бытийные проблемы методом объективации. Однако целое действительности «принципиально недоступно нашему опыту, мы его можем только мыслить»34. Все философские проблемы, по мнению Риккерта, есть ценности, которые можно обнаружить, взяв за исходный пункт действительность. Ценности выкристаллизовались в культуре в процессе ее исторического развития. «Сущность ценности заключается в ее значимости»35. При поиске ценностей не следует обращать внимание на оценивающих субъектов, так как особенности оценок зависят не от них, а от культурных объектов. Философия стремится к единству ценностей и действительности, в то время как в реальной жизни «лишь только мы пытаемся совокупность наших элементарных и первичных переживаний подвести под наиболее обширные понятия, как они необходимо распадаются на оба не сводимые друг к другу царства ценностей и действительного бытия»36.
Единство ценности и оценки обнаруживается в «нетронутом» акте переживания, если видеть в нем субъективное отношение к ценности и не касаться возможности его объективирования. «Смысл акта переживания или оценки не есть ни бытие, ни ценность его, но сокрытое в акте переживания значение для ценности.»37. Единство действительности и ценности является имманентным смыслом. Объективированию поддается только акт оценки, в которую погружен смысл, а не смысл сам по себе. Таким образом, ценности обладают независимой от нас значимостью и придают нашему существованию «объективный» смысл.
33 Там же. С. 23.
34 Там же. С. 25.
35 Там же. С. 27.
36 Там же. С. 31.
37 Там же. С. 35.
14
Ценности доступны знанию, поскольку они обнаруживаются на благах, которые всегда представлены как продукты исторического развития. Система ценностей, как все историческое, остается незавершенной и поэтому должна быть открытой. Иерархия ценностей исторически и социокультурно изменчива. В начале ХХ в. Г. Мюнстерберг в своей работе «Философия ценностей» попытался построить таблицу ценностей. В. Франкл классифицировал ценности как созидательные, реализующиеся в продуктивных творческих действиях, как реализуемые в переживаниях и как оформляющие отношение человека к жизни и смерти. А Маслоу в книге «К психологии бытия» (1968 г.) обозначил три уровня ценностей. Первый – общечеловеческий, это ценности, порождаемые потребностями организма. На втором уровне находятся ценности определенных групп, на третьем – ценности индивидов. В отличие от него Генрих Риккерт пытался так выстроить свою систему ценностей, чтобы в ее основании лежали «начала, превозмогающие всякую историю, не вступая вместе с тем с ней в конфликт»38. Главные группы ценностей указаны И. Кантом: это ценности логические, эстетические, этические и религиозные. Соответственно культура делится на жизнь научную, художественную, нравственную и религиозную (метафизическую). Философия, по Риккерту, должна дать единое истолкование смысла жизни, поэтому все многообразие жизни в ней должно быть сведено к единому связующему центру. Для этого необходима сравнительная оценка ценностей.
Существуют три основных понятия, являющихся предпосылкой любого развития. Во-первых, это ценности, обладающие значимостью, во-вторых, блага, в которых они обнаруживаются, в-третьих, субъект, оценивающий ценности и блага. Всякий субъект, осуществляющий ценность в благах, ставит себе некоторую цель. Риккерт вводит еще одно понятие – «тенденция к свершению», которое означает осмысленное, направленное на осуществление ценностей отношение субъекта. Осуществление ценностей предполагает содержание, которое становится их носителем. Содержание состоит из целого – бесконечного и частей – конечного. Если тенденция свершения направляется на бесконечное целое, то достигаемые цели имеют значение ступеней бесконечного ряда развития или бесконечной целостности, если направляется на конечную часть материала, то достигается совершенная частичность. Последней целью, которую ставит стремление к осуществлению ценностей, является область совершенной целостности. Также эти области осуществляемых ценностей можно назвать благами будущего, благами настоящего и благами вечности.
38 Риккерт Г. О системе ценностей // Науки о природе и науки о культуре. С. 365.
15
В исторической жизни существуют личности, их социальные связи, их действенность или активность. Риккерт полагает, что «люди живут в социальной связи, даже когда действенность их носит антисоциальный характер»39. Кроме действенного отношения к миру есть созерцательное отношение, когда мир созерцается исключительно как объект. При созерцании личность становится вещью, изымаясь из социальных связей, поэтому блага созерцания являются асоциальными. Эстетическо-логические ценности обнаруживаются на вещах, этические – на лицах. Созерцательно мы относимся к искусству и науке, а к конкретным лицам отношение всегда в той или иной мере является действенным. Созерцание стремится упростить многообразие действительного, поэтому Риккерт относит его к монистической тенденции свершения. Активное отношение направлено на лица и носит плюралистический характер.
Наука, по мнению Риккерта, относится к асоциальным благам, так как обнаруживающаяся в ней ценность не может быть определена как социальная. Если нечто истинно, то оно остается истинным вне зависимости от интересов какой-либо общественной группы. Наука стоит перед неисчерпаемым материалом, по отношению к которому ее монистическая тенденция никогда не сможет дойти до полного завершения. Теоретическое созерцание всегда остается в своеобразном отдалении от материала, который оно стремится постичь. Дуализм формы и содержания, субъекта и объекта остается непреодоленным, в то время как «наглядно созерцающий субъект» непосредственно переживает единство, в котором и сосредоточена ценность.
Искусство также асоциально, хотя и не выходит за пределы себя самого (как наука в будущее). Искусство обладает полнотой значения в каждый настоящий момент, поскольку эстетическая ценность произведения искусства «покоится в себе
40
как совершенная частичность» . Не существует эстетических суждений как таковых, есть лишь теоретические суждения об эстетической ценности. Искусство преодолевает дуализм формы и содержания, однако противоречие субъекта и объекта в нем сохраняется. По мнению Риккерта, на высшей ступени созерцания должна быть достигнута целостность. Это происходит в религии, например в буддизме, где «мистика притязает на созерцательное постижение мира в его целостности, при котором и субъект безостаточно бы поглощался Всеединым»41. Здесь снимается всякий дуализм. Пантеизм как область совершенной целостности есть чистейшее выражение безличного и асоциального характера ценностей. Таким образом, в этой
39 Там же. С. 372.
40 Там же. С. 375.
41 Там же.
16
сфере существуют три принципиально различных вида созерцания: это логические, эстетические и мистические ценности. Все остальные виды представляют собой смешанную форму этих трех основных.
К социальным ценностям Риккерт относит этические блага, брак, семью, государство и т. д. Благо, в котором обнаруживается этическая ценность, есть сама личность во всей сложности ее социальной связанности. Нравственность возникает тогда, когда человек занимает сознательную позицию по отношению к нравам, становится самостоятельным относительно общества и решает вопрос о своих обязанностях. Ценности, которые обнаруживаются в различных общественных союзах, являются социально-этическими. Риккерт считает, что главной ценностью является свобода внутри общества или социальная автономия. По его мнению, «все социальные учреждения должны быть организованы так, чтобы они могли обеспечивать лицам автономию»42. Однако на деле достижение этического совершенства невозможно, так как нельзя преодолеть разрыв между бытием и должным. «Все должно быть нравственным, и, тем не менее, мы лишь постольку нравственны, поскольку свобода достигнута еще не во всех отношениях»43.
Особую область ценностей представляет собой «совершенная жизнь в настоящем», куда относятся ценности личного, активного, социального существования. Словосочетание «ценность жизни», по мнению Риккерта, некорректно, так как жизнь сама по себе ценностно безразлична. Одна и та же личность является носительницей различных видов ценностей. Кроме того, есть ценности мужские и женские: «. мужчина по существу своему более приспособлен к работе над будущим, в особенности в общественной жизни, женщина же по существу своему более приспособлена к работе над настоящей жизнью, которая протекает в тиши и сокровенности»44. Эти ценности соединяются в половой любви, которая представляет собой высшую ценность совершенной личной жизни в настоящем.
Совершенная целостность последней ступени не должна отменять полноту личной жизни. Идеалом абсолютно совершенного субъекта является вера в личного Бога, а также другие религиозные ценности, утверждающие полноту личности и социальной действенности. Пантеизм выражает совершенную целостность объекта, теизм – субъекта. Однако, как считает Риккерт, «среди исторических религий мы не найдем ни одной, которая бы вполне покрывалась этим идеалом личного
42 Там же. С. 379.
43 Там же.
44 Там же. С. 383.
17
совершенства»45. Таким образом, Риккерт выделяет две отдельные области, две иерархии, каждая из которых состоит из трех ступеней. К созерцательной безличной асоциальной области относятся наука, искусство и пантеистическая религия. В действенной личной социальной жизни выделяются ценности различных социальных структур, отдельной личности и теистической религии.
Проблема ценностей в советской философии начала активно разрабатываться в 60-е гг. ХХ в. Однако определение ценности, сформулированное Г. Риккертом и другими представителями баденской школы, считалось философами недостаточно убедительным. В. П. Тугаринов возражал против понимания ценности как значимости на том основании, что «значимость и значение имеют не только ценности, но и “вредности”»46. Если имеется в виду не естественное значение объектов, а их социальная и биологическая значимость, то категория ценности неизбежно смешивается с оценкой. Естественное значение объектов описывается понятием
I. Труды В.В. Розанова:
1. Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М.,
2000.
2. Розанов В. В. Загадки русской провокации (Статьи и очерки 1910 г.) / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2005.
3. Розанов В.В. В мире неясного и нерешенного / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1995.
4. Розанов В.В. В нашей смуте (Статьи 1908 г.) / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2004.
5. Розанов В.В. В темных религиозных лучах / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М.,
1994.
6. Розанов В.В. Во дворе язычников / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1999.
7. Розанов В.В. Возрождающийся Египет / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2002.
8. Розанов В.В. Иная земля, иное небо. Полное собрание путевых очерков 1899-1913 гг. / Под ред. В.Г. Сукача. М., 1994.
9. Розанов В.В. Когда начальство ушло. 1905-1906 гг. / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1997.
10. Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1996.
11. Розанов В.В. Листва: Из рукописного наследия. М., 2001.
12. Розанов В.В. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.
13. Розанов В.В. Люди лунного света. Репринт изд. 1913 г. М., 1990.
14. Розанов В.В. Метафизика христианства. М., 2000.
15. Розанов В.В. Мимолетное. 1914 г. // Розанов В.В. Когда начальство ушло. 1905¬1906 гг. М., 1997. С. 193-596.
16. Розанов В.В. Мимолетное / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1994.
17. Розанов В.В. Мысли о литературе / Вступ. статья и комм. А.Н. Николюкина. М.,
1989.
18. Розанов В.В. Несовместимые контрасты жития: Литературно-эстетические работы разных лет / Сост. и вступ. статья В.В. Ерофеева. М., 1990.
19. Розанов В.В. О писательстве и писателях / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М.,
1995.
20. Розанов В.В. О понимании / Под ред. В.Г. Сукача. М., 1996.
176
21. Розанов В.В. О Пушкине. Эссе и фрагменты / Под ред. В.Г. Сукача. М., 1999.
22. Розанов В.В. О себе и о жизни своей. М., 1990.
23. Розанов В.В. Около народной души (Статьи 1906-1908 гг.) / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2003.
24. Розанов В.В. Около церковных стен / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1995.
25. Розанов В.В. Опавшие листья // Розанов В.В. Метафизика христианства. М., 2000. С. 452-758.
26. Розанов В.В. Последние листья / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2000.
27. Розанов В.В. Религия и культура. М., 2001.
28. Розанов В.В. Религия. Философия. Культура / Сост. и вступ. статья А.Н. Николюкина. М., 1992.
29. Розанов В.В. Русская государственность и общество (Статьи 1906—1907 гг.) / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2003.
30. Розанов В.В. Сахарна / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1998.
31. Розанов В.В. Семейный вопрос в России / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2004.
32. Розанов В.В. Смертное / Под ред. В.Г. Сукача. М., 2004.
33. Розанов В.В. Среди художников / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 1994.
34. Розанов В. В. Старая и молодая Россия (Статьи и очерки 1909 г.) / Под общ. ред. А.
Н. Николюкина. М., 2004.
35. Розанов В.В. Сумерки просвещения / Под ред. В.Н. Щербакова. М., 1990.
36. Розанов В. В. Террор против русского национализма (Статьи и очерки 1911 г.) / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М., 2005.
37. Розанов В.В. Уединенное // Розанов В.В. Метафизика христианства. М., 2000. С. 383-451.
177
II. Исследования:
1. Альшевская Л.В. Нравственно-религиозные искания В.В. Розанова: социально¬философский анализ. Иркутск, 1999.
2. Ахунзянова Ф.Т. В.В. Розанов и Мережковские: К истории взаимоотношений // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2004. № 9. С. 32-37.
3. Барзукаева Р.А. Философия образования В.В. Розанова. Автореф. канд. дисс. Тверь, 2004.
4. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.
5. Белозерцев В.П., Крикунов А.Е., Павленко А.И. Школа и семья в философско- педагогической публицистике В.В. Розанова (1890-е гг.). Елец, 2002.
6. Бибихин В.В. Время читать Розанова // Розанов В.В. О понимании. М., 1996. С. IX- XXV.
7. Бибихин В.В. К метафизике Другого // Начала. М., 1992. № 3. С. 52-65.
8. Богатова О.А. Этические взгляды В.В. Розанова: проблема взаимоотношения природы, культуры и морали. Саранск, 1995.
9. Болдырев Н. Ф. Семя Озириса или Василий Розанов как последний ветхозаветный пророк. Челябинск, 2001.
10. Бочаров С. Холод, стыд и свобода: (История литературы sub specie Священной истории) // Вопросы литературы. М., 1995. Вып. 5. С. 126-157.
11. Бугров А. А. Замирающее // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 51-53.
12. Бугров А.А. Под глубокими небесами (Образ провинциального детства: В.В. Розанов и Л. И. Добычин) // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 217-223.
13. В.В. Розанов: Pro et contra: Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. В 2 т. СПб., 1995.
14. Василенко В.А. Ценность и оценка. Киев, 1964.
15. Васильев Д.Д. Идея эроса в русской религиозной философии. Уфа, 1997.
16. Венгеров С. А. Русская литература ХХ в. М., 2000.
17. Виндельбанд В. Избранное: Дух и история. М., 1995.
18. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М., 1985.
19. Вопросы методологии историко-литературных исследований. Л., 1981.
178
20. Газданов Г. Эссе о писателях // Литературное обозрение. М., 1994. № 9-10. С. 71¬
83.
21. Гиппиус З. Задумчивый странник (о Розанове) // Гиппиус З. Живые лица. М., 2002. С. 99-141.
22. Голлербах Э.Ф. В.В. Розанов. Жизнь и творчество // Голлербах Э. Встречи и впечатления. СПб., 1998. С. 39-93.
23. Голубева Л.Н. «Я весь-дух, и весь-субъект: субъективное развито во мне бесконечно.» (О постмодернистском модусе мышления В.В. Розанова) // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 27-30.
24. Горбач К.И. Проблема «Россия-Запад» в философии русского религиозного Ренессанса ХХ в.: В.Ф. Эрн, Н.А. Бердяев, В.В. Розанов. Автореф. канд. дисс. М., 1997.
25. Горбунов В.В. Идея соборности в русской религиозной философии. М., 1994.
26. Грюбель Р. Автор как противо-герой и противо-образ: метонимия письма и видение конца искусства у В. Розанова // Автор и текст. СПб., 1996. Вып. 2. С. 354¬386.
27. Гудкова А.А. «Опавший листок» русской литературы. Интерпретация В. Розановым поэзии М. Лермонтова // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 41-44.
28. Гулыга А. «Как мучительно трудно быть русским»: (о жизни и творчестве В.В. Розанова) // Лепта. М., 1991. № 5. С. 143-151.
29. Данилевский А. В. В. Розанов как литературный тип // Классицизм и модернизм. Tartu, 1994. С. 112-128.
30. Дианов Д. Н. Творческие искания Ф. М. Достоевского в оценке русской религиозно-философской критики конца XIX – начала ХХ веков (К. Леонтьев, Вл. Соловьев, В. Розанов). Автореф. канд. дисс. Кострома, 2004.
31. Дурылин С. В своем углу // Вопросы литературы. М., 1991. № 3. С. 237-248.
32. Ерофеев В.В. Розанов против Гоголя // Ерофеев В.В. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1996. С. 12-48.
33. Ефимов И. Жемчужина страданья: Лермонтов глазами русских философов // Звезда. Л., 1991. № 7. С. 189-196.
34. Ефремов А.В. Данилевский и Розанов // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2003. № 7. С. 65-68.
179
35. Жеребкина И. А. Текстуальные стратегии в философии В.В. Розанова: «женское» как текст // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы. М., 1996. С. 54-63.
36. Захарова В.Т. Импрессионизм мысли: «Уединенное» и «Опавшие листья» В. Розанова // Российский литературоведческий журнал. М.. 1994. № 5-6. С. 177-188.
37. Ивин А.А. Основание логики оценок. М., 1970.
38. История русской литературы: ХХ в.: Серебряный век. М., 1994.
39. Каган М.С. Философская теория ценностей. СПб., 1997.
40. Катаев В.Б. Чехов и Розанов // Чеховиана. Чехов и «серебряный век». М., 1996. С. 68-74.
41. Кашин Е.И. «Дух творчества» и творчество в понимании В. Розанова // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 19-23.
42. Кашина Н.К. В. Розанов и Ю. Айхенвальд в споре о В. Белинском: об основах русской критики // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 45-50.
43. Кибальник С.А. В.В. Розанов «за» и «против» Пушкина // Новый журнал. СПб.,
1993. № 1. С. 90-94.
44. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб., 1993.
45. Клюс Э. Ницше в России: Эволюция морального сознания. СПб., 1999.
46. Кожухин А.Я. Социальные аспекты антропологии К.Н. Леонтьева и В.В. Розанова. СПб., 1997.
47. Колобаева Л.А. Владимир Соловьев и Василий Розанов (Стиль мышления) // Владимир Соловьев и культура Серебряного века: К 150-летию Вл. Соловьева и 110-летию А.Ф. Лосева. М., 2005. С.378-386.
48. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX -ХХ вв. М.,
1990.
49. Коптелова Н.Г. Розанов и Мережковский: Диалог о Тургеневе // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2004. № 9. С. 107-111.
50. Корниенко Н. Философские аспекты изучения общественно-литературного процесса начала ХХ в. Новосибирск, 1989.
51. Кошелев В.А. «Пушкинское» у В.В. Розанова (К постановке проблемы) // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 159-169.
180
52. Кривонос В.Ш. «Демон-Гоголь»: Гоголь глазами Розанова // Российский литературоведческий журнал. М., 1994. № 5-6. С. 155-176.
53. Крылов В.Н. Размышления В.В. Розанова о прошлом и настоящем русской литературной критики // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 37-40.
54. Кувакин В. А. В. В. Розанов: «Моя душа сплетена из грязи, нежности и грусти» // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. М., 1989. № 3. С. 43-57.
55. Кулагин А. Тайная свобода: Заметки о «возвращенной» Пушкиниане // Литературное обозрение. М., 1991. № 1. С. 33-43.
56. Курганов Е., Мондри Г. Розанов и евреи. СПб., 2000.
57. Лебедев В.Ю. В.В. Розанов в культуре постмодерна // Культура и политика. Сборник научных трудов. Тверь, 2004. С. 127-133.
58. Литературно-эстетические концепции в России конца XIX – начала XX в. М., 1975.
59. Лобовиков В.О. Модальная логика оценок и норм. Красноярск, 1984.
60. Ломинадзе С. Розанов как читатель // Вопросы литературы. М., 1996. Вып. 6. С. 132-159.
61. Лосев А. Ф. Владимир Соловьев и его время. М., 1990.
62. Луначарский А.В. К вопросу об оценке // Луначарский А.В. Этюды. Сборник статей. М.; Л., 1922.
63. Максимов А.Н. Философия ценностей. М., 1997.
64. Мандельштам А.И. Серебряный век: русские судьбы. СПб., 1996.
65. Матюшкин А.В. К вопросу о символизме Розанова // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2003. № 7. С. 46-50.
66. Масленников И.О. Политические воззрения В.В. Розанова // Культура и политика. Сборник научных трудов. Тверь, 2004. С. 118-127.
67. Медведев А. А. Эссе В. В. Розанова о Ф. М. Достоевском и Л. Н. Толстом (проблема понимания). Дисс. на соискание уч. степ. кандидата фил. наук. М., 1997.
68. Мильдон В.И. О литературном значении В.В. Розанова // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 149-159.
69. Миночкина Л.И. Новый взгляд на роль русской критики на рубеже XIX – XX вв.: Леонтьев и Розанов // Вестник Челябинского университета. Серия 2. Филология. Челябинск, 1997. № 2. С. 32-37.
181
70. Михайлова М. В. Проблема реализма в народнической критике конца 90-х – начала 900-х гг. // Русская литература ХХ века (дооктябрьский период). Республиканский сборник. Тула, 1977. Вып. IX. С. 3-17.
71. Мондри Г. А.С. Пушкин – «наше» или «мое»: О восприятии Пушкина В. Розановым // Вопросы философии. М., 1999. № 7. С. 66-73.
72. Мондри Г. О «некрасивой» андрогинности: Статуя как политика тела у Василия Розанова // Russian Literature. XLVIII (2000). С. 71-86.
73. Налепин А. «Разноцветная душа» Василия Васильевича Розанова // Литературная учеба. М., 1988. № 1. С. 113-119.
74. Налепин А.Л. Розанов и народная культура // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 5-18.
75. Нива Ж. Розанов, русский «эготист» // Нива Ж. Возвращение в Европу: Статьи о русской литературе. М., 1999. С. 169-177.
76. Николюкин А.Н. В.В. Розанов – литературный критик // Розанов В.В. Мысли о литературе. М., 1989. С. 5-40.
77. Николюкин А.Н. В.В. Розанов и Н.В. Гоголь: (По материалам периодики) // Н.В. Гоголь: материалы и исследования. М., 1995. С. 149-165.
78. Николюкин А.Н. Возвращенная книга // В темных религиозных лучах. М., 1994. С. 439-442.
79. Николюкин А.Н. Голгофа Василия Розанова. М., 1998.
80. Николюкин А.Н. Живописец русской души // Розанов В.В. Среди художников. М.,
1994. С. 5-18.
81. Николюкин А. Н. «Забытое возле Толстого»: (В. В. Розанов и Л. Н. Толстой) // Российский литературоведческий журнал. М., 1993. № 1. С. 101-123.
82. Николюкин А.Н. К вопросу о мифологеме национального в творчестве В.В. Розанова // Розанов В.В. Сахарна. М., 1998. С. 414-420.
83. Николюкин А.Н. Магия слова как философия. О своеобразии миросозерцания В.В. Розанова // Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. М., 1992. С. 3-10.
84. Николюкин А.Н. Розанов. М., 2001.
85. Николюкин А.Н. «Я стою только за Русь» (Глава из книги о В.В. Розанове) // Российский литературоведческий журнал. М., 1997. № 11. С. 269-281.
86. Носов С.Н. В.В. Розанов: Эстетика свободы. Дюссельдорф, 1990.
87. О «безвидной дружбе»: (Письма В. Розанова к М. Горькому) // Вопросы литературы. М., 1989. № 10. С. 149-176.
182
88. Обатнина Е.Р. «Огонь вещей» А. Ремизова и миф о Гоголе начала ХХ века // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 129-141.
89. Осминина Е.В. Пушкинская гармония – основа понимания своеобразия личности и творчества В.В. Розанова // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2004. № 9. С. 95-98.
90. Осминина Е.В. Творение мифа и интерпретация культурного героя: Розанов и Пушкин. Автореф. канд. дисс. Кострома, 2005.
91. «От Пушкина до Лейкина»: Путь русской литературы в интерпретации В.В. Розанова / Вступ. заметка Панова А.В., Хализева В.Е.; Подборка фрагм. из произведений В.В. Розанова Панова А.В. // Русская словесность. М., 1994. № 3. С. 3-14.
92. Павленко А.И. Социология versus метафизика. Семейная тема публицистики В.В. Розанова (1890-1894 гг.) // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2001. № 1. С. 31-36.
93. Панфилов О.М. Ценностные отношения: природа и генезис. СПб., 1994.
94. Паперный В.М. В поисках нового Гоголя // Связь времен. М., 1994. С. 21-47.
95. Перепелкина Л. Литературно-критическая деятельность Владимира Соловьева в системе его философских идей. Tampere, 1995.
96. Пильд Л. В.В. Розанов об И.С. Тургеневе (к проблеме истоков стиля Розанова) // Тыняновский сборник. Вып. 11: Девятые Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. М., 2002. С. 336.
97. Пишун В.К., Пишун С.В. «Религия жизни» В. Розанова. Владивосток, 1994.
98. Пишун С.В. Социальная философия В.В. Розанова. Владивосток, 1993.
99. Полюшина В.Г. Художественно-философская трилогия В.В. Розанова («Уединенное», «Опавшие листья»): образ автора и жанр. Автореф. канд. дисс. Волгоград, 2005.
100. Попова Е.В. Ценностный подход в исследовании литературного творчества. Владикавказ, 2004.
101. Птицына О.В. Эрос в русской философии конца XIX – начала ХХ в. Автореф. канд. дисс. М., 1999.
102. Религиозно-идеалистическая философия в России конца XIX – начала ХХ в. М., 1989.
103. Репников А.В. К истории взаимоотношений В.В. Розанова и К.Н. Леонтьева // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 249-258.
183
104. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998.
105. Розов Н.С. Ценности в проблемном мире: философские основания и социальные приложения конструктивной аксиологии. Новосибирск, 1998.
106. Руднев П. А. Гоголевская тема и Апокалипсис у Розанова: театральный контекст // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 181-194.
107. Руднев П.А. Соблазн запретной мысли Василий Розанов и античный цикл Александринского театра // Современная драматургия. М., 2000. № 1. С. 191-201.
108. Руднев П. А. Театральные взгляды Василия Розанова. М., 2003.
109. Рябинина Т.В. Философия любви и пола в наследии русских мыслителей конца XIX – начала ХХ в. Автореф. канд. дисс. Мурманск, 2002.
110. Сарапульцева А.В. Религиозно-идеалистическая философия В.В. Розанова: становление и развитие. Автореф. канд. дисс. Екатеринбург, 1996.
111. Седакова О. Из дневника: Заглядывая в Розанова // Храм. М., 1991. Вып. 1. С. 61-70.
112. Серебряный век / Под ред. Ж. Нива. М., 1995.
113. Серебряный век в России. М., 1993.
114. Серебряный век. Философско-эстетические и художественные искания. Кемерово, 1996.
115. Синявский А. Д. «Опавшие листья» Василия Васильевича Розанова. М., 1999.
116. Слободнюк С.Л. «Дьяволы» Серебряного века: древний гностицизм и русская литература 1890-1930 гг. СПб., 1998.
117. Смирнов С.В. Обращения В.В. Розанова к некрасовской идеологической биографии // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 194-206.
118. Соловьев С.М. Вл. Соловьев: Жизнь и творческая эволюция. М., 1997.
119. Сукач В. Воспоминания о Розанове: почти опавшие листья // Новое литературное обозрение. М., 1997. № 23. С. 346-361.
120. Сукач В. Жизнь В.В. Розанова «как она есть» // Москва. М., 1991. № 10-11. С. 135-176.
121. Сурат И. Пушкинист Владислав Ходасевич. М., 1994.
122. Сурина И.А. Ценности. Ценностные отношения. Ценностное пространство: Вопросы теории и методологии. М., 1997.
123. Терлецкий А.Д. Ф.М. Достоевский и философская критика рубежа XIX-ХХ веков. Симферополь, 1994.
184
124. Тихонова Е.Ф. Творческое наследие В.В. Розанова: опыт культурологической реконструкции. Автореф. канд. дисс. Ростов-на-Дону, 1997.
125. Фатеев В.А. «Вечное пререкание – моя жизнь»: Парадоксальный мир В.В. Розанова // Волга. Саратов, 1989. № 6. С 82-87.
126. Фатеев В. А. В.В. Розанов: Жизнь. Творчество. Личность. Л., 1991.
127. Фатеев В.А. Откровение св. Иоанна Богослова и «Апокалипсис нашего времени» В.В. Розанова // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2003. № 7. С. 28-35.
128. Фатеев В.А. Публицист с душой метафизика и мистика // В.В. Розанов: pro et contra: Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. В 2-х тт. СПб., 1995. Т. 1. С. 5-36.
129. Фатеев В.А. С русской бездной в душе: Жизнеописание Василия Розанова. Кострома, 2002.
130. Федякин С.Р. Жанр, открытый В.В. Розановым // Розанов В.В. Когда начальство ушло. 1905-1906 гг. М., 1997. С. 597-604.
131. Федякин С.Р. О последней книге Василия Розанова // Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. М., 2000. С. 380-386.
132. Фокина Н.С. Особенности розановского патриотизма // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: Сборник статей. Кострома, 2003. С. 258-264.
133. Фомин А. И. Ноумены Розанова // Материалы XXXIV Международной филологической конференции. Вып. 6. Русский язык и ментальность. СПб., 2005. С. 83-88.
134. Фомина З.В. Человеческая духовность: бытие и ценность. Саратов, 1997.
135. Фридлендер Г.М. Гоголь: истоки и свершения: Статья вторая // Русская литература. СПб., 1995. № 2. С. 3-31.
136. Фридлендер Г.М. Пушкин. Достоевский. «Серебряный век». СПб., 1995.
137. Фролова Л.Н. Проблемы творчества Д.С. Мережковского. М., 1996.
138. Хализев В.Е. Теория литературы. 2-е изд. М., 2000.
139. Хапсироков А.Я. Отражение и оценка. Горький, 1972.
140. Ценности и оценка. М., 1972.
141. Шестов Л.И. Статьи о русской литературе // Русская литература. Л., 1991. № 3. С. 38-64.
185
142. Шилкина И. С. К проблеме нравственной теодицеи в «Апокалипсисе нашего времени» // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома, 2003. № 7. С. 35-40.
143. Шкловский В.Б. Розанов // Шкловский В.Б. Гамбургский счет. М., 1990. С. 120¬
129.
144. Щербаков В.Н. Второе пришествие В.В. Розанова // Розанов В.В. Сумерки просвещения. М., 1990. С. 595-621.
145. Эткинд А.М. Содом и Психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М., 1996.
146. Юрьева Т.В. Портрет мирского человека: (В.В. Розанов. «По тихим обителям») // Энтелехия. Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Культурология». Кострома,
2001. № 1. С. 24-26.
186
Помогаем с подготовкой сопроводительных документов
Хочешь уникальную работу?
Больше 3 000 экспертов уже готовы начать работу над твоим проектом!
5 (49 отзывов)
4.4 (93 отзыва)
5 (154 отзыва)
4.8 (9 отзывов)
5 (285 отзывов)
5 (428 отзывов)
4.8 (373 отзыва)
5 (21 отзыв)
5 (174 отзыва)
