Связь религиозности с базовыми ценностями и субъективными нормами населения России и других европейских стран

Одним из важнейших факторов, связанных с ценностями и субъективными
нормами, является религиозность. С одной стороны, большинство религий
содержат предписания, которыми должны руководствоваться ее последователи в
своей жизни, определяющие, что является важным, а что — несущественным, что
есть норма, а что — девиация и т.д. Таким образом, можно предполагать, что
религия будет оказывать заметное воздействие на 1) взгляды людей на те
«принципы или правила, которые, как ожидается, люди будут соблюдать»
(Гидденс) (далее – «субъективные нормы») и 2) их верования, относительно
предпочтительности тех или иных целей и способов действия (С. Шварц, М. Рокич)
(далее – «индивидуальные ценности»)1. При этом, чем более религиозен человек,
тем большее влияние будут оказывать на него эти предписания. С другой стороны,
субъективные нормы и ценности, которые разделяет человек, могут быть
предпосылкой уровня религиозности и существенным фактором, определяющим
принадлежность к той или иной религии. Можно предположить, что в ситуации,
когда убеждения и ценности человека находятся в гармонии с убеждениями и
ценностями определенной религиозной группы или сообщества, с определенной
религиозной доктриной, то повышается вероятность, что человек присоединится к
этой религии, станет членом группы или сообщества, которые отвечают его
собственным ценностям и субъективным нормам. Если же ценности индивида
находятся или приходят в состояние конфликта с ценностями религиозной группы,
с которой он себя идентифицирует, членом которой он традиционно, зачастую с
рождения, является, это может послужить причиной снижения степени
религиозности, более редкого участия в религиозных ритуалах.
Таким образом, какой бы ни была причинно-следственная цепочка влияния,
в целом можно ожидать, что связь религиозности с ценностями и субъективными
Более подробное рассмотрение понятий «нормы», «субъективных норм», «ценностей», а также
обоснование выбора именно такого их понимания см. в тексте диссертации с. 47-52, 69–80.
нормами будет существенной, причем более религиозные люди будут носителями
более традиционных ценностей и норм.
Однако результаты эмпирических исследований, проведенных в разных
странах, дают противоречивые результаты. Часть из них показывает, что связи
действительно есть, и существенные, в то время как другие исследования
демонстрируют отсутствие связей религиозности с субъективными нормами и
ценностями.
В диссертации на основании результатов, полученных в ходе Европейского
социального исследования, Европейского исследования ценностей и
всероссийского исследования Ортодокс Монитор 2, рассматривается вопрос о том,
насколько сильны указанные взаимосвязи, каково их направление и факторы, их
определяющие.

Актуальность темы исследования
В рамках большинства российских массовых социологических опросов
фиксируется, что религиозность населения, измеряемая чаще всего с помощью
вопросов о вере в Бога или частоте посещения религиозных служб, не оказывает
влияния на нормы, ценности и поведение людей вне религиозного контекста или
это влияние незначительно. Такова же и картина по большинству
постсоциалистических стран. В то же время исследования в других странах
показывают, что религиозность оказывает довольно существенное влияние на
разные характеристики «внерелигиозного» сознания и поведения, в наибольшей
степени это заметно в западноевропейских и южноевропейских странах, США,
странах Латинской Америки3.
Научная актуальность исследования определяется тем, что в настоящее
время нет ответа на вопрос о том, каковы причины наблюдаемого в большинстве
постсоциалистических стран, в том числе в России, слабого влияния религиозности
людей на разделяемые ими ценности и нормы. Остается неясным, какие факторы и
Исследование Ортодокс Монитор проходило при участии автора. Сильная связь религиозности с ценностями и субъективными нормами не всегда означает
доминирование тех или иных ценностей на уровне страны.
социальные механизмы отвечают за данный процесс, определяют межстрановые,
кросс-культурные различия в силе связи между религиозностью и ее ценностно-
нормативными следствиями или коррелятами. Недостаточность понимания
факторов, оказывающих воздействие на силу связи религиозности с ценностями и
субъективными нормами, не позволяет осуществлять обоснованное
прогнозирование и давать экспертную оценку возможным направлениям развития
и наиболее вероятным следствиям изменяющейся ситуации, давать
удовлетворительную интерпретацию межстрановым, кросс-культурным
различиям в связях между религиозностью и ценностно-нормативными
характеристиками.
Практическая актуальность исследования определяется тем, что для развития
общества необходимо научное знание о том, какие факторы влияют на
формирование норм и ценностей, их передачу от поколения к поколению, их
изменение с течением времени. Является ли религия одним из таких факторов, или,
иначе, может ли религия стать ресурсом для построения общества, в котором
представлены ценности равенства и терпимости, бережного отношения к
окружающей среде, готовности отказаться от собственных интересов ради блага
других людей (ценности Заботы о людях и природе)? Какие социальные условия
способны усиливать воздействие религиозности на ценности и субъективные
нормы, а какие — препятствуют такому влиянию?

Научная разработанность проблемы
Религиозность в России
Результаты социологических исследований (ИСПИ РАН, ВЦИОМ, ФОМ,
Левада-Центр, РМЭЗ НИУ ВШЭ и др.) в России демонстрируют существенный
разрыв между большим числом идентифицирующих себя с православием россиян
(в марте 2021 г., по данным всероссийского опроса ВЦИОМ, 66% россиян называли
себя последователями православия4) и малым числом практикующих
Великий пост — 2021. Аналитический обзор ВЦИОМ. URL: https://wciom.ru/analytical-
reviews/analiticheskii-obzor/velikii-post-2021 (дата обращения: 07.04.2021).
(воцерковленных) православных5. Так, например, на основании данных
Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ
ВШЭ Я. М. Рощина констатирует: «Данные свидетельствуют о наличии
расхождений между самоидентификацией с религией и восприятием себя как
верующего или неверующего, что в наибольшей степени характерно для
респондентов, идентифицирующих себя с православием» 6.
Сопоставляя данные различных репрезентативных всероссийских
исследований, Н. Н. Емельянов отмечает: «С начала 1990-х годов массовые опросы
демонстрируют значительный разрыв в численности между двумя группами
православных россиян. … Немаловажное обстоятельство в данном контексте —
это постоянный рост с 1991 г. количества людей, называющих себя
православными. Меж тем как доля практикующих православных остается
стабильно низкой. Эта ситуация выглядит еще более странной на фоне того факта,
что число приходов и священников Русской Православной Церкви (РПЦ) за этот
же период выросло более чем в четыре раза»7.
По данным разных опросов, в течение последних 25 лет доля называющих
себя православными колебалась в пределах от 50% до 70%, в то время как доля
причащающихся раз в месяц или чаще до 2014 г. составляла не более 2-3%, за
исключением 2013-го года (6%)8. Емельянов показывает, что одним из факторов,
Чеснокова, В. Ф. Тесным путем : Процесс воцерковления населения России в конце XX века. —
М. : Академический Проект, 2005. — 304 с. ; Синелина, Ю. Ю. Динамика процесса воцерковления
православных // Социологические исследования. — 2006. — № 11. — С. 89—97 ; Синелина, Ю.
Ю. Измерение религиозности населения России : православные и мусульмане : суеверное
поведение россиян. — М : Наука, 2006. — 112 с. ; Фурман, Д. Е., Каариайнен, К. Религиозность
в России рубеже XX—XXI столетий // Общественные науки и современность. — 2007. — № 2.
— С. 78—95 ; Зоркая, Н. А. Православие в безрелигиозном обществе // Вестник общественного
мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. — 2009. — № 2 (100). — С. 65—85 ; Синелина, Ю. Ю. О
динамике религиозности россиян и некоторых методологических проблемах её изучения
(религиозное сознание и поведение православных и мусульман) // Социологические
исследования. — 2013. — № 10. — С. 104—115 ; Общественное мнение — 2020. — М. :
Аналитический Центр Юрия Левады («Левада-Центр»), 2020. — С. 109-114. Рощина, Я. М. Роль религии в жизни Россиян // Вестник Российского мониторинга
экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ. —2018. — №8. — C. 100. Емельянов, Н. Н. Парадокс религиозности : Откуда берутся верующие? // Мониторинг
общественного мнения : Экономические и социальные перемены. — 2018. — № 2. — С. 35. Там же.
ограничивающих возможности роста доли практикующих верующих в России
может считаться ограничение «со стороны предложения»: «существенным
ограничивающим фактором религиозного предложения в России остается
недоступность священника для регулярного участия в исповеди» 9. Применение
теории религиозного рынка и расчет соотношения религиозного предложения и
потенциалов роста православной религиозности в России приводит к выводу: «что,
как бы ни росла аффилиация с Православием, никакого роста практикующих
верующих ожидать невозможно в принципе, пока не вырастет соответствующим
образом количество духовенства на приходах Русской Православной Церкви в
России»10.
В декабре 2020 г., по данным опроса «Религия и церковь»11, православные
россияне составляли 68% взрослого населения, в то время как 7% населения
причащались раз в месяц и чаще. В феврале 2021 г. соответствующие показатели,
по данным всероссийского опроса ФОМ 12, составляли 63% и 6%. Таким образом,
хотя за последний год наблюдаются некоторые тенденции к интенсификации
религиозной жизни, разрыв между долей идентифицирующих себя с православием
и долей воцерковленных россиян продолжает оставаться очень существенным.
В тех случаях, когда в исследования включаются дополнительные вопросы,
позволяющие отслеживать влияние религиозности на «внерелигиозные»
характеристики, результат оказывается скорее отрицательным: корреляция между
уровнем религиозности и морально-нравственным, экономическим, политическим
и т.д. поведением практически незаметна. Например, Н. А. Зоркая отмечает:
Emelyanov, N. The temporal structure of the activities of priests and the substantive effects of religious
life in contemporary Russia // Russian Sociological Review. — 2016. — Vol. 15. — No. 4. — P. 201. Емельянов, Н. Н. Анализ секуляризации в России со стороны предложения // Христианское
чтение. — 2017. — № 1. — С. 180. Всероссийский опрос «Религия и Церковь» проведен в рамках проекта «Социальная работа
Русской Православной Церкви: факторы развития и проблема институционализации»
Православного Свято-Тихоновского Богословского института, полевая часть исследования
осуществлялась Институтом фонда «Общественное мнение» (ФОМ). URL :
http://socrel.pstgu.ru/RU/grants/social_work. Расчеты автора. Репрезентативный опрос населения РФ от 18 лет и старше проведен Институтом фонда
«Общественное мнение» 6-7 февраля 2021 г. Интервью по месту жительства респондента, 53
субъекта РФ, 104 населенных пункта, 1500 респондентов.
«нынешние православные, включая “воцерковленных”, ничуть не отличаются от
неверующих большей терпимостью, толерантностью к другому, чужому, большим
доверием “к ближнему” и солидарностью с ним, большей гуманностью и
человеколюбием»13. Исследователи объясняют это тем, что православная
идентичность в России отражает не религиозность человека, а скорее является
заменой какой-то другой идентичности — национальной, этнической или
культурной. В. Карпов, Е. Лисовская и Д. Барри выявляют феномен «этнодоксии»
— тесного переплетения религиозной и этнической идентичности, которую они
определяют как «систему убеждений, которая жестко связывает этническую
идентичность группы с ее доминирующей религией и следовательно, склонна
рассматривать другие религии как потенциально или фактически вредные для
единства группы и ее благополучия и, следовательно, стремится к защищенному и
привилегированному статусу веры доминирующей группы»14. При этом такое
смешение конфессиональной и национальной идентичности может ослабевать или
усиливаться под воздействием ряда факторов. Например, Е. А. Кублицкая
показывает, что «конфессиональная идентификация в регионе повышается при
увеличении конфликтности в межэтническом взаимодействии»15.
В то время как Карпов и соавторы лишь фиксируют существенную связь
этнической и религиозной идентичности, другие религиоведы и социологи
выражают и более радикальную позицию, состоящую в том, что за
самоидентификацией с православием не стоит ничего кроме «русскости» или
лояльности власти. Б. В. Дубин отмечает: «фактическое слияние для большей, если
не подавляющей, части населения семантики “православного” и “русского”»16. Л.
Д. Гудков считает, что «православие оказалось лишь ярлыком
этноконфессионального партикуляризма, компенсирующего слабости
Зоркая, Н. А. Православие в безрелигиозном обществе … — С. 83. Karpov, V., Lisovskaya, E., Barry, D. Ethnodoxy : How popular ideologies fuse religious and ethnic
identities // Journal for the Scientific Study of Religion. — 2012. — Vol. 51. — No. 4. — P. 644. Кублицкая, Е. А. Динамика процесса десекуляризации в мегаполисе // Наука. Культура.
Общество. — 2016. — № 3. — С. 116. Дубин, Б. В. Массовая религиозная культура в России (тенденции и итоги 1990-х годов) //
Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. — 2004. — № 3 (71). — С. 42.
национальной и социальной самоидентификации … Мнения о слабой (или лишь
декларируемой в определенных обстоятельствах) функциональной роли религии в
частной жизни опрашиваемых очень устойчивы»17. Зоркая констатирует:
«Позитивная динамика массовой православной идентификации в современном
российском обществе не означает, как мы показали, существенного роста глубоко
верующих или воцерковленных людей. Ни церковь, ни религия как таковая не
играют в повседневной жизни подавляющего большинства людей значительной
роли. И влияние церкви как института, и влияние религиозного мировоззрения на
общество весьма незначительны. Несмотря на стабильно удерживающееся на
довольно высоком уровне доверие к церкви (церкви «вполне доверяют» около двух
пятых опрошенных), в опросах на протяжении многих лет мы фиксируем весьма
пассивное, отстраненное, дистанцированное, если не равнодушное, отношение к
роли церкви и религии в жизни общества, и особенно в повседневной жизни
человека, в том числе среди тех, кто считает себя православным»18.
М. М. Мчедлова фиксирует «противоречивость российского религиозного
сознания, его неопределенность и неструктурированность» 19, которая заключается
в разрыве между принадлежностью к конфессии (в частности — православию) как
идентификацией с определенной культурной традицией и как глубокой личной
верой: «Это выражается в увеличении числа приверженцев традиционных
российских конфессий (прежде всего православной), в повышении роли
религиозных организаций в социально-политической жизни. Одновременно,
важность собственно церковной жизни не является для россиян приоритетом, а
доминирующими остаются светские ориентиры»20.
Исследуя роль регионального фактора в определении конфессиональной
ситуации, С. В. Рязанова отмечает, что выбор «традиционных» религий часто
Гудков, Л. Д. Общество с ограниченной вменяемостью // Вестник общественного мнения :
Данные. Анализ. Дискуссии. — 2008. — № 1 (93). — С. 21. Зоркая, Н. А. Православие в безрелигиозном обществе … — С. 80. Мчедлова, М. М. Роль религии в современном обществе // Социологические исследования. —
2009. — № 12. — С. 83. Там же. — С. 83—84.
связан не столько с согласием с определенным вероучением, сколько со
стереотипным мышлением, что дополняется актуализацией религиозной
самоидентификации только лишь в ситуации тяжелого экзистенциального кризиса
либо в ситуации массового опроса: «существует ряд религиозных систем,
традиционно исповедуемых определенными этносами. … Поэтому в обыденном
сознании и представителя данного этноса, и окружающих происходит сращивание
этнической и религиозной принадлежности … срастание религиозных традиций с
общекультурными оборачиваются, как правило, так называемой “стертой”,
неактивной религиозностью»21.
С. Б. Филатов и Р. Н. Лункин, предпринимая попытку рассчитать на
основании статистических данных реальное количество последователей различных
религий в России, приходят к выводу, что «…значение религиозного фактора в
светском секуляризованном обществе, в котором вера стала для многих просто
культурным символом, относительно невелико. … Большая часть русских, евреев,
тувинцев, татар или адыгейцев осознает свою связь с исторической верой. Однако
это ни к чему не обязывает их в религиозном плане»22.
К похожим выводам приходят К. Каариайнен и Д. Е. Фурман, которые пишут
о «проправославном консенсусе», представляющем собой сформировавшееся в
массовом сознании «всеобщее и устоявшееся убеждение, будто православие —
высшая ценность, неотделимая от русского самосознания и русской культуры; что
РПЦ — важнейший общественный институт, который надо оберегать, ограничивая
деятельность других конфессий»23. Именно проправославный консенсус, по
мнению Фурмана и Каариайнена, приводит к росту доли населения, относящего
себя к православию. Тем не менее, этот рост религиозной самоидентификации не
подтверждается ни личной верой, ни поведением: «Совершенно ясно, что такого
Рязанова С. В. Роль регионального фактора в формировании локальной конфессиональной
ситуации // Вестник Пермского федерального исследовательского центра. — 2019. — №1. — С.
58. Филатов, С. Б., Лункин, Р. Н. Статистика российской религиозности : магия цифр и
неоднозначная реальность // Социологические исследования. — 2005. — № 6. — С. 44. Фурман, Д. Е., Каариайнен, К. Религиозность в России … — С. 79.
типа православие имеет лишь очень опосредованное отношение к религиозности.
Оно может порождать установку и желание уверовать, но расстояние между ними
и верой в действительности велико. Проправославный консенсус и практическая
его контаминация с “русскостью” не тождественны религиозной вере, не ведут к
принятию догматов православной церкви»24.
С. Д. Лебедев считает, что среди факторов формирования «проправославного
консенсуса» можно выделить снижение престижности атеизма в постсоветской
России, а также образ православия как носителя традиционной национальной
культуры: «Православное христианство и церковь видятся людьми как, прежде
всего, привлекательный смыслообраз общенациональной, с сильным русско-
этническим акцентом, идентичности»25.
По мнению Д. А. Узланера, «проправославный консенсус» представлял
собой специфический постатеистический феномен и в настоящее время теряет
актуальность, поскольку православие становится скорее фактором конфликта, чем
национального консенсуса 26.
А. C. Агаджанян описывает религиозную ситуацию в России в терминах
«хрупкой секулярности» и отмечает «структурную диспропорцию между низким
уровнем религиозной приверженности и высоким статусом публичной религии,
интенсивно вовлеченной в мета-дебаты о национальной культуре, где идеи
симфонии и тысячелетней преемственности функционируют не как
институциональный принцип, а как идеологический симулякр»27.
В. В. Локосов и Ю. Ю. Синелина, которые пишут о том, что в настоящее
время потенциал экстенсивного роста религиозности уже исчерпан и наступает
период интенсивного роста религиозности — воцерковления населения, считают
Там же. — С. 78. Лебедев С. Д. Проправославный консенсус в России начала XXI века какфеномен
религиозной ситуации // Научный результат. Серия: Социология и управление. — 2015. — Т. 1.
— № 1. С. 18. Узланер, Д. А. Конец «проправославного консенсуса» : религия как новый раскол российского
общества // Новое литературное обозрение. — 2020. — № 3 (163) — С. 96—116. Agadjanian, A. From urban landscape to national culture: Russia’s conspicuous religious simulacra
and enduring, if fragile, secularity // Social Compass — 2021. — No. 1. — P. 11.
тем не менее, что «ссылки на социокультурные, этнические причины
конфессиональной идентификации населения справедливы»28. Необходимо
отметить, что по результатам Локосова и Синелиной, религиозность в России
влияет на культурную сферу, что они считают одной из причин отсутствия или
слабого влияния воцерковленности на политическую и экономическую сферу
жизни: «Процесс воцерковления ведет человека внутрь себя, выдвигая на первый
план проблемы духовные и нравственные, которые постепенно вытесняют на
второй план экономические и политические сюжеты. Видимо, в этом и кроется
объяснение того феномена, что многие тенденции идущие в типологических
группах по линии усиления, … в группе “воцерковленные”, вдруг как бы
“сламываются”, и группа “воцерковленные” демонстрирует более умеренные
установки по экономическим и политическим вопросам и, напротив, дает
очевидный “всплеск” на проблемах культурных, наиболее близко подходящих к
сферам духовным и нравственным»29.
Мы считаем вышеприведенные объяснения недостаточными. Эти
объяснения основаны на том, что религиозные практики у православных россиян
редки: при высоком уровне самоидентификации с православием лишь небольшая
доля населения посещает религиозные службы, исповедуется и причащается,
читает Евангелие и т.д. Однако даже когда показателем религиозности является не
просто самоидентификация, а частота религиозных практик (посещения служб)
или важность Бога в жизни человека, связь религиозности с ценностями и
субъективными нормами также оказывается очень слабой или отсутствует.
Возникает вопрос: почему даже в случае, когда религиозные практики
присутствуют в жизни россиян, и когда они считают свою веру важной в своей
жизни, это не отражается, по результатам массовых социологических опросов, на
их субъективных нормах и ценностях? В диссертационной работе мы предлагаем
Локосов, В. В., Синелина, Ю. Ю. Взаимосвязь религиозных и политических ориентаций
православных россиян // Религия в самосознании народа (религиозный фактор в
идентификационных процессах) / под ред. М. П. Мчедлова. — М. : Институт социологии РАН,
2008. — С. 135—158. Там же. — С. 141.
альтернативное объяснение, в центре которого находится уровень ранней
религиозной социализации в стране как социальный контекст, определяющий,
будет ли связь религиозности с субъективными нормами и базовыми ценностями
сильной либо слабой в том или ином обществе.

Социально-религиозный контекст как модератор связи религиозности с
ценностями и нормами
В западной социологии религии получены противоречивые результаты
относительно влияния религиозности на ценности, субъективные нормы и
социальное поведение. К настоящему времени накоплено достаточно большое
количество эмпирических свидетельств как значимых эффектов религиозности, так
и отсутствия какого бы то ни было влияния религии на показатели, которые
традиционно считаются следствиями религиозности человека. Это видно,
например, из обзорных статей А. Норензаяна и А. Шарифа относительно связи
альтруистического (просоциального) поведения и религиозности 30 и В. Сароглоу с
соавторами о связи религиозности и базовых ценностей, измеряемых при помощи
Портретного ценностного вопросника (PVQ) Ш. Шварца 31 и т.д.
Остается открытым вопрос: почему по одним исследованиям религиозность
оказывает существенное влияние на те или иные показатели, в то время как в
других демонстрируется полное отсутствие какого бы то ни было влияния на те же
самые показатели? Изучая влияние религиозности на правонарушения, Р. Старк
отвечает на этот вопрос следующим образом: для того, чтобы объяснить это
кажущееся противоречие результатов эмпирических исследований, необходимо
отказаться от предпосылки, что религия — это в первую очередь индивидуальная
характеристика, набор верований и практик индивидов, и заменить ее
предпосылкой, что религия — это прежде всего социальный феномен32. Вместо
Norenzayan, A., Shariff, A. F. The origin and evolution of religious prosociality // Science. — 2008.
— Vol. 322. — No. 5898. — P. 58—62. Saroglou, V., Delpierre, V., Dernelle, R. Values and religiosity : a Meta-analysis of studies using
Schwartz’s model // Personality and Individual Differences. — 2004. — Vol. 37. — No. 4. — P. 721—
734. Stark, R. Religion as context : Hellfire and delinquency one more time // Sociology of Religion. —
1996. — Vol. 57. — No. 2. — P. 164.
индивидуалистического объяснения логики связи религиозности и ее
поведенческих следствий Старк предлагает рассматривать религиозность всех
членов общества как социальный контекст, опосредующий влияние
индивидуальной религиозности. Он утверждает и обосновывает при помощи
результатов исследований, проведенных в США, что религия может
способствовать соблюдению социальных норм «только если она поддерживается
посредством социальных взаимодействий и принимается большинством как
общезначимое основание для действия»33.
Предложенный Старком подход реализуется в ряде исследований: К. Бейдер
и Р. Финке подчеркивают важность религиозного социального контекста при
исследовании связи индивидуальной религиозности и моральных убеждений 34, Э.
Адамчик и К. Питт — при изучении связи религиозности и отношения к
гомосексуализму35, Э. Вербакель и Е. Ясперс — при изучении связи религиозности
и отношения к эвтаназии 36, В. Ментус — при анализе связи религиозности с
традиционными базовыми ценностями37 и т.д.38. В этих исследованиях
используются более сложные методы анализа данных, в частности —
Там же. Bader, C. D., Finke, R. What does God require? Understanding religious context and morality //
Handbook of the sociology of morality / S. Hitlin, S. Vaisey (eds.). — New York : Springer, 2010. —
P. 241—254. Adamczyk, A., Pitt, C. Shaping attitudes about homosexuality : The role of religion and cultural context
// Social Science Research. — 2009. — Vol. 38. — No. 2. — P. 338—351. Verbakel, E., Jaspers, E. A Comparative study on permissiveness toward euthanasia : Religiosity,
slippery slope, autonomy, and death with dignity // Public Opinion Quarterly. — 2010. — Vol. 74. —
No. 1. — P. 109—139. Ментус В. Традиционная ценностная ориентация и религиозность — многоуровневый анализ
в странах Европы // Научный результат. Социология и управление. — 2021. — Т. 7. — № 3. —
С. 34—40. Corcoran, K. E., Pettinicchio, D., Robbins, B. Religion and the acceptability of white-collar crime :
A cross-national analysis // Journal for the Scientific Study of Religion. — 2012. — Vol. 51. — No. 3.
— P. 542—567 ; Finke, R., Adamczyk, A. Cross-national moral beliefs : The influence of national
religious context // The Sociological Quarterly. — 2008. — Vol. 49. — No. 4. — P. 617—652 ; Kelley,
J., De Graaf, N. D. National context, parental socialization, and religious belief : Results from 15 nations
// American Sociological Review. — 1997. — Vol. 62. — No. 4. — P. 639—659 ; Müller, T. S., De
Graaf, N. D., Schmidt, P. Which societies provide a strong religious socialization context? Explanations
beyond the effects of national religiosity // Journal for the Scientific Study of Religion. — 2014. — Vol.
53. — No. 4. — P. 739—759 ; Scheepers, P., Te Grotenhuis, M., Van Der Slik, F. Education, religiosity
and moral attitudes : Explaining cross-national effect differences // Sociology of Religion. — 2002. —
Vol. 63. — No. 2. — P. 157—176.
многоуровневый регрессионный анализ. На уровне страны в модели в качестве
предикторов (факторов, призванных объяснить наличие и/или предсказать
появление того или иного феномена) включаются показатели религиозности
населения в целом. Результаты этих исследований показывают, что религиозный
контекст, действительно, играет важную роль.
Так, например, Р. Финке и Э. Адамчик39 изучают связь религиозности и
«моральных убеждений», различая подкрепленные санкциями государства,
прописанными в законах (например, убеждения относительно допустимости
получения взятки или сокрытия доходов, чтобы не платить налоги, о допустимости
проезда на общественном транспорте без билета) и не подкрепленные такими
санкциями (например, моральные убеждения относительно допустимости
сексуальных отношений до брака, развода, аборта)40, и проверяют гипотезу о
влиянии религиозности населения как характеристики социального контекста. Они
используют многоуровневый регрессионный анализ41 и данные Всемирного
исследования ценностей (WVS) 1997 г., а также Международной программы
социальных исследований (ISSP) 1998 г. На микроуровне показателями
индивидуальной религиозности являются частота посещения религиозных служб и
субъективная важность религии. На макроуровне они включают в модель те же
показатели религиозности населения, агрегированные (обобщенные) на уровне
страны в целом (при анализе данных Международной программы социальных
исследований Финке и Адамчик строят индекс на основании двух указанных
вопросов, а при анализе данных Всемирного исследования ценностей опираются
только на один из них — важность религии в жизни респондента). Результаты
анализа показали, что «связь между индивидуальными религиозными верованиями
Finke, R., Adamczyk, A. Cross-national moral beliefs … В настоящей работе схожие показатели мы концептуализируем при помощи понятия
субъективных норм. Многоуровневый регрессионный анализ позволяет проводить оценку влияния ряда различных
факторов на определенную интересующую исследователя переменную, в данном случае — на
моральные убеждения. Этот метод позволяет анализировать данные, имеющие иерархическую
структуру (одновременно учитывать и ответы респондентов на вопросы анкеты в
социологическом опросе, и характеристики социального контекста в стране проживания
респондентов).
и традиционными моральными ценностями сильнее в странах с поддерживающим
религиозным контекстом»42 (под «традиционными моральными ценностями»
Финке и Адамчик подразумевают отношение к разводам, абортам, различным
аспектам сексуальности). В то же время моральные убеждения относительно
вопросов, сопровождающихся санкциями со стороны государства (убеждения
относительно допустимости проезда на общественном транспорте без билета,
получения взятки или сокрытия доходов, чтобы не платить налоги), значительно
слабее связаны с индивидуальной религиозностью, а влияние религиозности на
уровне социального контекста для этой группы убеждений не было обнаружено.
Гипотезу о том, что связь религиозности с субъективными нормами в
секулярном социальном контексте — более слабая П. Шиперс, М. Те Гротенхойс и
Ф. ван дер Слик называют «тезисом об искушении секулярностью» (“secular
temptation thesis”)43. Альтернативой этой гипотезе является предположение о том,
что связь религиозности с нормами и ценностями должна быть сильнее в
секулярном социальном контексте, поскольку религиозные люди в таком обществе
постоянно ощущают отличие своих ценностей и норм от ценностей и норм
остальной части населения, и должны их некоторым образом защищать, что
приводит к формированию «моральных стен» вокруг религиозного сообщества44, и
необходимости постоянно актуализировать религиозные ценности45. Эту гипотезу
Шиперс и соавторы зазывают «тезисом о религиозной защите» (“religious defence
thesis”).
Однако для объяснения слабой связи религиозности с ценностями и
субъективными нормами в России описанный выше контекстный подход не
работает, поскольку в России мы наблюдаем, с одной стороны, достаточно высокий
уровень религиозности населения, если измерять его при помощи вопроса о
Finke, R., Adamczyk, A. Cross-national moral beliefs … P. 635. Scheepers, P., Te Grotenhuis, M., Van Der Slik, F. Education, religiosity and moral attitudes … Woodrum, E., Davison, B. L. Reexamination of religious influences on abortion attitudes // Review of
Religious Research. — 1992. — Vol. 33. — No. 3. — P. 229—243. Boehnke, K., Hadjar, A., Baier, D. Parent-child value similarity : The role of Zeitgeist // Journal of
Marriage and Family. — 2007. — Vol. 69. — No. 3. — P. 778—792.
важности религии, а с другой стороны — практически отсутствующую связь
индивидуальной религиозности и ее ценностно-нормативных коррелятов. Кроме
того, за последние 20-25 лет мы наблюдаем заметный рост религиозности в России,
что, если следовать данной объяснительной логике, должно было привести к
заметному увеличению силы связи религиозности с нормами и ценностями, однако
такого усиления связи не произошло — она остается на очень низком уровне.
В целом, гипотеза о значении социального контекста, опосредующего
влияние индивидуальной религиозности на субъективные нормы и ценности, те
или иные социальные практики, является продуктивной, но конкретные формы ее
операционализации, на наш взгляд, могут быть модифицированы и расширены. В
настоящей работе мы показываем, что на страновом уровне целесообразно
учитывать не только существующий на данный момент уровень религиозности
населения, но и социальные процессы, связанные с межпоколенной передачей
религиозности. В анализе социальных факторов, опосредующих связь
индивидуальной религиозности с ценностями и субъективными нормами, мы, в
первую очередь, обратимся к процессам религиозной социализации.

Объект и предмет исследования
Объектом исследования является религиозное сознание населения России и
других европейских стран.
Исследование охватывает большинство европейских стран (всего 46 стран):
Австрию, Азербайджан, Албанию, Армению, Беларусь, Бельгию, Болгарию,
Боснию и Герцеговину, Великобританию, Венгрию, Германию, Грецию, Грузию,
Данию, Ирландию, Исландию, Испанию, Италию, Кипр, Косово, Латвию, Литву,
Люксембург, Македонию, Мальту, Молдавию, Нидерланды, Норвегию, Польшу,
Португалию, Россию, Румынию, Ирландию, Сербию, Словакию, Словению,
Турцию, Украину, Финляндию, Францию, Хорватию, Черногорию, Чехию,
Швейцарию, Швецию, Эстонию.
Предметом исследования является связь религиозности с базовыми
ценностями и субъективными нормами относительно начала и окончания жизни.
Цель и задачи исследования
Цель диссертационного исследования состоит описании и объяснении связи
религиозности с ценностями и субъективными нормами относительно начала и
окончания жизни, и выявлении социальных факторов, определяющих силу этих
связей.
Для достижения указанной цели решаются следующие задачи:
1. Выявление и описание связи индивидуальной религиозности с
субъективными нормами относительно вопросов начала и окончания жизни, в том
числе — при контроле основных социально-демографических характеристик.
2. Объяснение межстрановых различий в силе связи религиозности и
субъективных норм относительно вопросов начала и окончания жизни при помощи
характеристик социально-религиозного контекста.
3. Выявление и описание связи индивидуальной религиозности с
базовыми ценностями населения, в том числе — при контроле основных
социально-демографических характеристик.
4. Объяснение межстрановых различий в силе связи религиозности с
базовыми ценностями при помощи характеристик социально-религиозного
контекста.

Теоретические и методологические основы диссертации
В исследовании применяется методика изучения базовых ценностей,
разработанная Ш. Шварцем, многомерный подход к изучению религиозности.
В исследовании проводится многомерный статистический анализ
результатов массовых социологических опросов с применением различных
методов анализа социологических данных: линейного и многоуровневого
регрессионного анализа, корреляционного анализа, анализа линейных
распределений и таблиц сопряженности, применяются различные критерии
проверки статистических гипотез и др. Модели строятся на основании данных
Европейского исследования ценностей (EVS — European Values Study) 2008 г.,
Европейского социального исследования (ESS — European Social Survey) 2010 и
2012 гг., всероссийского исследования Ортодокс Монитор 2012 г. Проводится
сравнительный межстрановой анализ.

Научная новизна исследования
В целом высокий уровень религиозности связан с более консервативными,
традиционными субъективными нормами и базовыми ценностями, однако
наблюдаются существенные отличия по силе этой взаимосвязи в разных странах.
До настоящего времени в качестве объяснений слабой или отсутствующей связи
между религиозностью и ценностями в России и ряде других
постсоциалистических стран (кроме Польши), в то время как в других обществах
(прежде всего, западноевропейских и южноевропейских) эта связь сильна,
предлагались различные подходы. Первый из них заключается в том, что характер
религиозности в России и ряде других постсоциалистических стран отличается от
характера религиозности в западных странах: самоидентификация с традиционным
вероисповеданием отражает не столько уровень религиозности, сколько
этническую идентичность46. Второе объяснение связано с характеристиками
социального контекста религиозности: только в том обществе, где религия важна
для большинства населения и воспринимается как легитимное основание для
действия, будет наблюдаться существенная связь индивидуальной религиозности с
ценностями и нормами 47. Третье объяснение связано с влиянием представлений о
Боге: только образ Бога как личности, при этом всемогущей и интересующейся
происходящим с человеком, в отличие от образа Бога как абстрактного понятия,
удаленного от мирских забот, может оказывать влияние на ценности и нормы48.
Четвертый подход к объяснению связан с «эффектом дна» и состоит в том, что в
России и ряде других постсоциалистических стран ценности и нормы населения —
в целом в высокой степени консервативны, и, следовательно, население более
гомогенно, поэтому влияние любых факторов, включая религиозность, здесь будет
Karpov, V., Lisovskaya, E., Barry, D. Ethnodoxy … Finke, R., Adamczyk, A. Cross-national moral beliefs … ; Stark, R. Religion as context … Stark, R. Gods, rituals, and the moral order // Journal for the Scientific Study of Religion. — 2001. —
Vol. 40. — No. 4. — P. 619—636.
более слабым49. По разным причинам, каждое из этих объяснений оказывается
недостаточным для обоснования слабой или отсутствующей связи религиозности с
нормами и ценностями в России и ряде других постсоциалистических стран, в
частности — по сравнению с западноевропейскими и южноевропейскими
странами.
Новизна диссертационного исследования выражается в трех аспектах. Во-
первых, мы дополняем эту научную дискуссию, внося в нее новое объяснение,
выявляя существенную опосредующую роль первичной (т.е. полученной в детстве,
примерно до 12-ти лет) религиозной социализации как контекста взаимосвязи
индивидуальной религиозности с нормами и ценностями.
Во-вторых, обосновано, что воздействие религиозной социализации важно
не только на уровне социального контекста, общества в целом, но и на
индивидуальном уровне. В исследовании впервые выявлен эффект взаимодействия
наличия первичной религиозной социализации и частоты посещения религиозных
служб с точки зрения их влияния на субъективные нормы.
В-третьих, при анализе православной религиозности в России, впервые
показан более сильный объяснительный потенциал показателя частоты исповеди и
причастия при анализе влияния религиозности на ценностно-нормативное
сознание, по сравнению с традиционно применяемым в исследованиях показателем
частоты посещения религиозных служб.

Основные положения, выносимые на защиту
1. Наблюдается существенная отрицательная взаимосвязь
религиозности и субъективных норм относительно вопросов начала и окончания
жизни50. В целом, чем выше уровень религиозности (несмотря на межстрановые и
межконфессиональные различия), тем более традиционными являются
Halman, L., Van Ingen, E. Secularization and changing moral views : European trends in church
attendance and views on homosexuality, divorce, abortion, and euthanasia // European Sociological
Review. — 2015. — Vol. 31. — No. 5. — P. 616—627. Отрицательная связь между переменными обозначает такое их отношение, при котором при
росте одной переменной (религиозности) показатели второй (напр. одобрение абортов)
уменьшаются.
субъективные нормы, и, соответственно, тем менее человек склонен оправдывать
аборты, зачатие in-vitro, эвтаназию и самоубийство. Наиболее запрещающими
субъективными нормами характеризуются мусульмане, наименее запрещающими
— относящие себя к православию и респонденты без вероисповедания. Католики
и протестанты немного более консервативны, чем православные и не относящее
себя ни к какому вероисповеданию население европейских стран.
2. Существенная взаимосвязь индивидуальной религиозности с нормами
и ценностями наблюдается в обществах, где присутствует социальный процесс,
обеспечивающий передачу религиозных ценностей — первичная религиозная
социализация. В социальном контексте, характеризующемся низким уровнем
первичной религиозной социализации, связь религиозности с субъективными
нормами относительно вопросов начала и окончания жизни, а также базовыми
ценностями «Сохранения» и «Открытости изменениям» будет более слабой.
3. Первичная религиозная социализация в качестве фактора влияния на
взаимосвязь религиозности с ценностями и субъективными нормами индивида
взаимодействует с частотой посещения религиозных служб. Среди часто
посещающих религиозные службы наличие первичной религиозной социализации
оказывается связано с более строгими, запрещающими, субъективными нормами
относительно вопросов начала и окончания жизни, по сравнению с теми, кто
первичной религиозной социализации в церкви не проходил. Среди тех, кто на
момент опроса религиозные службы не посещали — наоборот, наличие первичной
религиозной социализации оказывается связано с более разрешающими
субъективными нормами.
4. Сила связи религиозности с субъективными нормами относительно
вопросов начала и окончания жизни варьирует в зависимости от страны. В ряде
стран (в первую очередь — в западноевропейских и южноевропейских странах)
связь довольно сильна, в то время как в других странах (в первую очередь — в
России и других постсоциалистических странах, за исключением Польши)
указанная связь оказывается значительно более слабой.
Межстрановые различия в силе связи религиозности с субъективными
нормами в значительной мере объясняются характеристиками социального
контекста, однако влияние общего уровня религиозности в стране как социального
контекста, которое в предыдущих исследованиях рассматривалось как основная
причина межстрановых различий, в настоящем исследовании не подтверждается.
Ключевой характеристикой социального контекста, объясняющей слабую,
практически отсутствующую связь религиозности с субъективными нормами в
России и ряде постсоциалистических стран, является низкий уровень первичной
религиозной социализации в стране, в зависимости от которого изменяется угол
наклона регрессионной прямой, отражающий силу связи индивидуальной
религиозности с субъективными нормами относительно вопросов начала и
окончания жизни.
5. Наблюдается существенная взаимосвязь религиозности и базовых
ценностей Сохранения и Открытости изменениям. В целом, чем выше
индивидуальная религиозность, тем более человек привержен ценностям
безопасности, следования традициям, послушания, входящим в ценностный индекс
Сохранения, и тем менее — ценностям новизны, риска, гедонизма, входящим в
ценностный индекс «Открытости изменениям». Связь религиозности с базовыми
ценностями Заботы о людях и природе, а также Самоутверждения, на полном
массиве данных Европейского социального исследования не фиксируется.
6. При более детальном внутристрановом (по России) сравнении базовых
ценностей воцерковленных православных (на основании исследования Ортодокс
Монитор) и среднестатистических россиян (на основании Европейского
социального исследования), наблюдаются очень существенные различия по всем
базовым ценностям. Воцерковленные православные россияне значительно более
привержены ценностям Сохранения и Заботы о людях и природе и менее —
ценностям Открытости изменениям и Самоутверждения.
7. В отечественном контексте частота исповеди и причастия, как
показатель, обладает более сильным объяснительным потенциалом при анализе
влияния религиозности на ценностно-нормативное сознание, чем частота
посещения религиозных служб. Было выявлено, что при контроле частоты
посещения религиозных служб, регулярно причащающиеся православные
россияне существенно отличаются по ключевым базовым ценностям. Это может
объясняться тем, что частота исповеди и причастия более тесно связана с
социальным механизмом вторичной (т.е. получаемой взрослыми) религиозной
социализации, отвечающим за интернализацию определенных базовых ценностей
под влиянием религиозности.
8. В зависимости от уровня первичной религиозной социализации в
стране изменяется сила связи религиозности с базовыми ценностями Сохранения
и Открытости изменениям. В странах с низким уровнем первичной религиозной
социализации (куда вошли в основном постсоциалистические страны, кроме
Польши) связь религиозности и базовых ценностей Сохранения и Открытости
изменениям является более слабой, в то время как в группе стран с высоким
уровнем первичной религиозной социализации (куда вошли в основном
южноевропейские страны, а также Польша) связь — более сильная (в случае
базовых ценностей Сохранения она положительная, Открытости изменениям —
отрицательная). Чем выше уровень первичной религиозной социализации в стране,
тем большее влияние религиозность оказывает на базовые ценности Сохранения и
Открытости изменениям. Этот вывод подтверждает результаты, полученные нами
при анализе причин межстрановых различий в силе связи религиозности и
субъективных норм относительно начала и окончания жизни.
9. Таким образом, при изучении влияния религиозности на нормы и
ценности необходимо принимать во внимание социальные процессы, посредством
которых это влияние реализуется. В частности, при изменении уровня
религиозности населения, мы должны ожидать существенные ценностно-
нормативные сдвиги лишь в том поколении, которое проходит первичную
социализацию в ситуации изменившегося места религии в общественной жизни.
Апробация результатов
Основные результаты диссертационного исследования апробировались на
Международной конференции «Повестка дня в сравнительных социальных
исследованиях» (г. Санкт-Петербург, 16-18 декабря 2010 г.), V научно-
практической конференции, посвященной памяти первого декана факультета
социологии НИУ-ВШЭ А.О. Крыштановского «Социологические методы в
современной исследовательской практике» (г. Москва, 22 февраля 2011 г.), I
рабочем семинаре ЛССИ НИУ-ВШЭ «Перспективы сравнительных исследований
социальных ценностей и модернизации» (г. Санкт-Петербург, 24-27 апреля 2011
г.), V Конференции памяти Ю. Левады «Современное российское общество и
социология» (г. Москва, 20 июня 2011 г.), Летней школе ЛССИ НИУ-ВШЭ
«Методология проведения количественных сравнительных исследований:
многоуровневые модели» (г. Пушкин, 22 августа – 2 сентября 2011 г.), I
международной отчетной конференции ЛССИ НИУ ВШЭ «Сравнительная
социология в количественной перспективе» (г. Москва, 25-28 ноября 2011 г.), XIII
Апрельской Международной научной конференции «Модернизация экономики и
общества» (г. Москва, 3-5 апреля 2012 г.), Летней школе ЛССИ НИУ-ВШЭ
«Причинные модели и структурные уравнения» (г. Зеленогорск, 1-14 июля 2012 г.),
IV Очередном всероссийском социологическом конгрессе «Социология и
общество: глобальные вызовы и региональное развитие» (г. Уфа, 23-25 октября
2012 г.), II ежегодной международной конференции ЛССИ НИУ ВШЭ
«Социальные изменения в кросс-национальной перспективе» (г. Москва, 6-10
ноября 2012 г.), VII Конференции памяти Юрия Левады «Современное российское
общество и социология» (г. Москва, 1 апреля 2013 г.), XIV Апрельской
международной научной конференции «Модернизация экономики и общества» (г.
Москва, 2-4 апреля 2013 г.), V Конференции Европейской ассоциации социальных
исследований (ESRA) (г. Любляна, Словения, 15-19 июля 2013 г.), Третьей
ежегодной международной исследовательской конференции ЛССИ НИУ-ВШЭ (г.
Москва, 12-17 ноября 2013 г.), XXII Скандинавской конференции по социологии
религии (The 22nd Nordic Conference for Sociology of Religion) (г. Копенгаген,
Дания, 20-22 августа 2014), Четвертой международной научной конференции
«Социология религии в обществе Позднего Модерна» (г. Белгород, 12 сентября
2014).

Теоретическая и практическая значимость исследования
Теоретическая значимость исследования заключается в найденном
объяснении межстрановых различий в силе связи религиозности с субъективными
нормами и ценностями. В работе показано, что объяснения межстрановых
различий, предлагавшиеся ранее и основанные на религиозном социальном
контексте, не согласуются с выводами, полученными на представительных данных
Европейского исследования ценностей. Тем не менее, гипотеза о социальном
контексте как факторе, объясняющем указанную связь, является продуктивной при
внесении определенных модификаций. Так, показателем социального контекста,
определяющим силу связи религиозности с ценностями и субъективными нормами,
является уровень первичной религиозной социализации в стране.
Полученный результат имеет значимые следствия для построения прогнозов
изменения ценностно-нормативных показателей в связи с усилением или
ослаблением роли религии в обществе.
Результаты исследования могут использоваться при разработке социальной
политики, направленной на решение социальных и демографических проблем в
обществе с опорой на конфессиональный ресурс, а также могут применяться при
разработке учебных программ по религиоведению.

Структура и объем работы
Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка
литературы, насчитывающего 220 источников. Общий объем работы — 220
страниц (10 а.л.).

Мы фиксируем, что в России и в ряде других пост-социалистических стран
теоретически обоснованные закономерности, описывающие связь религиозности с
субъективными нормами и базовыми ценностями, отсутствуют или слабы, в то
время как в других странах они присутствуют и достаточно сильны, в первую
очередь — в странах западной и южной Европы.
В диссертационном исследовании предлагается новый ответ на
исследовательский вопрос о причинах зафиксированных межстрановых различий.
Ключевой фактор, который объясняет, по какой причине в одних странах указанная
взаимосвязь — сильная, в то время как в других — слабая или отсутствует, — это
уровень первичной религиозной социализации в стране как характеристика
социального контекста религиозности.
До настоящего времени существовало несколько подходов к объяснению
слабой или отсутствующей связи между религиозностью и ценностями в России и
ряде других постсоциалистических стран, в то время как в ряде других стран эта
связь сильна. Так, исследователи полагали, что за религиозностью в России стоит
некий нерелигиозный фактор, например, этническая или культурная идентичность.
С другой стороны, может иметь место т.н. «эффект дна»: если в целом ценности и
субъективные нормы в России и ряде других постсоциалистических стран в
значительной мере консервативны, это приводит к ситуации относительной
гомогенности общества по его отношению к ценностям, в силу чего влияние каких-
либо факторов вообще оказывается более слабым. Следующий подход к
объяснению данного феномена связан с воздействием социального контекста, в
котором находится человек. Так, только в том социальном контексте, где религия
важна для большинства населения и воспринимается как легитимное основание для
действия, должна наблюдаться существенная связь индивидуальной религиозности
и ценностями и нормами. Последнее объяснение подтверждают результаты ряда
межстрановых исследований, однако существует и противоположная точка зрения:
в ситуации, когда в обществе превалируют секулярные нормы и ценности,
религиозная часть населения прилагает больше усилий для передачи религиозных
ценностей и норм следующему поколению, что теоретически должно приводить к
усилению влияния религиозности на ценности и субъективные нормы. Проверка
гипотезы о социальном контексте религиозности на основании данных
Европейского исследования ценностей, проведенная в настоящем исследовании,
показала, что средний уровень религиозности в стране, в зависимости от
используемого для его измерения показателя, либо не влияет на силу связи
религиозности с субъективными нормами на вопросы начала и окончания жизни,
либо влияет обратным гипотезе о социальном контексте образом. Тем не менее,
предположение о важности социального контекста оказывается продуктивным для
объяснения слабой или отсутствующей связи религиозности с нормами и
ценностями в России и ряде других постсоциалистических стран, однако нуждается
в модификации.
В настоящем диссертационном исследовании мы привели следующее
объяснение: существенная взаимосвязь индивидуальной религиозности с нормами
и ценностями наблюдается в обществах, где протекает социальный процесс,
обеспечивающий передачу религиозных ценностей — первичная религиозная
социализация. Воздействие религиозной социализации важно не только на уровне
индивида, но и на уровне социального контекста религиозности общества в целом.
В социальном контексте религиозности, характеризующемся низким уровнем
первичной религиозной социализации, связь религиозности с субъективными
нормами относительно вопросов начала и окончания жизни, а также базовыми
ценностями «Сохранения» и «Открытости изменениям» оказывается более слабой.
Тот же эффект мы наблюдаем на индивидуальном уровне: если говорить о людях
религиозных, наличие первичной религиозной социализации усиливает связь
религиозности с субъективными нормами.
Прогнозируя возможные сценарии изменения норм или ценностей в той или
иной стране в связи с усилением либо ослаблением роли религии, необходимо
принимать во внимание социальные процессы, посредством которых реализуется
влияние религии на нормы и ценности. Исходя их результатов нашего
исследования, при изменении уровня религиозности населения, мы скорее будем
ожидать существенные ценностные сдвиги не сразу, а лишь в том поколении,
которое проходит первичную социализацию в ситуации изменившегося места
религии в общественной жизни.
В целом обнаруженный нами эффект первичной религиозной социализации
на индивидуальном уровне оказался существенно более сложным, чем
предполагалось изначально. Процессы, которые происходят с человеком в связи с
его религиозностью, невозможно охарактеризовать лишь одной причинно-
следственной взаимозависимостью, в них присутствует множество компонент,
которые могут оказывать разнонаправленное воздействие. Полученные результаты
свидетельствуют в пользу тезиса о том, что имеет место как влияние религиозности
на субъективные нормы, так и обратное влияние, когда субъективные нормы
определяют, останется ли человек в рядах последователей религии, или, наоборот,
сократит частоту религиозных практик, включая полный отказ от посещения
религиозных служб. Данный тезис требует дальнейшей проверки на основании
данных лонгитюдных панельных исследований.
Упомянем и некоторые ограничения данной работы. За рамками нашего
анализа остаются такие механизмы религиозной социализации, как религиозное
образование в средней школе и другие религиозные практики, помимо посещения
служб (например, чтение священных текстов и участие в таинствах). Другим
ограничением для наших выводов является возможное присутствие третьей
переменной, оказывающей влияние одновременно на формирование ценностей и
на посещение религиозных служб в детстве, а именно — традиционные ценности
родителей, передаваемые детям. Кроме того, не исключено воздействие
методических факторов. Так, на примере исследования базовых ценностей
воцерковленных православных в России мы показали, что нельзя исключить, что
по ряду причин воцерковленные православные россияне не попадают в выборки
массовых социологических опросов, а те, кто оказываются в выборках этих
опросов наиболее воцерковленными, на самом деле представляют собой группу,
довольно близкую по ценностям и установкам к светской части общества. Поэтому
при анализе большинства имеющихся данных исследователи приходят к
результату, что религиозность лишь слабо связана с базовыми ценностями.