Гетеро-, аутоимидж русской литературы в прозе третьей волны эмиграции: традиции Дж.Д. Сэлинджера в творчестве В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова

Во Введении представлено обоснование диссертационной работы,
определены объект, предмет, область, цели и задачи обозначенного
исследования, обозначены его методологическая основа, научная новизна,
теоретическая и практическая значимость, положения, выносимые на
защиту, информация об апробации основных результатов.
В первой главе – Концепция личности в прозе В.П. Аксенова,
С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» рассматривается специфика
изображения, художественный вектор развития героев в контексте
историко-литературного процесса в прозе данных писателей.
В параграфе 1.1. – «Проблема становления героя 1950-1960 годов
в молодежной прозе В.П. Аксенова и романе Дж.Д. Сэлинджера «Над
пропастью во ржи» определяется общность культурно-исторического
момента существования молодого поколения 1950-1960-х годов в
советской России и США на примере сходства героев Аксенова и
Сэлинджера – Дмитрия Денисова и Холдена Колфилда.
При рассмотрении западных влияний в молодежной прозе
В.П. Аксенова вклад Дж.Д. Сэлинджера остается практически
незамеченным. При этом повесть Аксенова и роман Сэлинджера обладают
сходной системой стилевых параметров, мотивов и сюжетных деталей,
позволяющих составить полноценную характеристику молодого героя в
русской и американской литературе периода 1950-1960 годов. Выход
русского перевода романа Дж.Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи»
совпал с «оттепелью» и началом перенаправления творческих поисков
советских писателей в сторону Запада и «свободной» Америки.
Значительным образом это проявилось в художественном осмыслении
национальной динамики молодого поколения 1950-1960-х годов как
способа изменения общества в повести В.П. Аксенова «Звездный билет».
Взаимодействие литературных имиджей героев Сэлинджера и
Аксенова стало художественным фактом. Холдена Колфилда и Дмитрия
Денисова объединяют такие общие для русской и американской
молодежной культуры мотивы, как мотив бунтарства, мотив движения,
проблема поколений, экзистенциальные искания героев. На примере
Холдена и Дмитрия устанавливается и общая семантика ювенильного
движения – в направлении Запада. Естественно, положительная и во
многом идеализированная оценка США молодыми героями В. Аксенова не
могла быть отражена в повести «Звездный билет». Автор воплощает в
произведении образ Америки как страны свободы, противопоставленной
советскому государству, используя поэтику иносказаний эзопова языка.
Эзопова поэтика в повести Аксенова предполагает функционирование
символики «звездного билета» в смысловом поле Восток/Запад.
Если в романе «Над пропастью во ржи» эмоции молодого поколения
(их выразителем выступает Холден Колфилд) призваны обновить Америку
от утилитарных товарно-денежных и карьерных стереотипов, то в повести
«Звездный билет» Дмитрий Денисов стремится к избавлению от
тоталитарных стереотипов соцреализма, лишающих юношество свободы
выбора собственной судьбы. Направленность «звездных мальчиков» на
Америку характеризовала, в очевидной степени, утопичность
преобразования советского общества на западный, либеральный манер в
60-ые годы ХХ века, на что втайне надеялось прозападное молодое
поколение «оттепели». Также утопичны и поиски Холденом Колфилдом
новой Америки, синтеза страны ковбоев, первых переселенцев и страны
детского, искреннего чувства. Однако при всей утопичности
мироощущение героев передавало глубинные сдвиги в действительности –
динамику преобразования общества.
В параграфе 1.2. – «Синкопичный герой в прозе В.П. Аксёнова и
Дж.Д. Сэлинджера» рассматривается особый тип героя – героя
синкопичного, характерного для эстетической концепции «века джаза»,
являющейся одним из главных культурных атрибутов XX века.
Джаз как транснациональный и общекультурный феномен XX века
активно исследуется гуманитарными науками. Согласно определению
Н.А. Полищук, джаз в литературе представляет собой художественный
текст, повествование которого выстраивается в соответствии с
композицией джазовых произведений и идеологией, эстетикой джаза как
культурного явления16.
Полищук Н.А. Литературный джаз как нарративная и экспрессивная стратегия американской
литературы (по произведениям Тони Моррисон)// Вестник Удмуртского университета. Вып.4. 2010.
В рамках данной работы для корректной интерпретации «джазовых»
произведений конкретизируется семантика понятия «синкопа» в
художественном тексте, реализуемая в особом типе героя – героя
синкопичного, чей характер зависит от скачков эмоциональных состояний,
поступков – от «высших нот» к низшим – наподобие звучания джазовой
композиции. Синкопичные герои ярко представлены в творчестве
Дж.Д. Сэлинджера (Лида Луиза в рассказе «Грустный мотив», Холден
Колфилд в романе «Над пропастью во ржи» и т.д.) и В.П. Аксенова (герои
статьи «Простак в мире джаза», повести «В поисках грустного бэби»,
Самсон Саблер в романе «Ожог»).
Психологический портрет Холдена Колфилда в «Над пропастью во
ржи» выдает в нем тип синкопичного персонажа: он нервный,
вспыльчивый, раздражительный, всегда пребывает в состоянии
экзистенциальных метаний по любому поводу. Но именно эта обостренная
чувствительность позволяет герою Сэлинджера чутко улавливать тонкости
искусства джаза. Во фрагменте, где Холден во время своих скитаний по
Нью-Йорку посещает отель «Эдмонт», в котором местный «гнусный
оркестр» Бадди Сингера (сниженная лексика соответствует низкой
позиции текста) «умудряется не испортить» (непрямое признание
музыкального таланта коллектива соотносится с высокой позицией
повествования) любимую песню Колфилда «Есть одно лишь на свете» из
мюзикла «Торжество», написанную джазменом Карлом Портером. В
обозначенном примере прослеживается убежденность автора в том, что
джаз как искусство страдает вследствие повсеместной коммерциализации
американской культуры. Потребительское отношение к джазу делает его
очередным развлечением, тогда как его культурную значимость могут
оценить лишь единицы (в данном случае – Холден Колфилд).
В свою очередь, в статье «Простак в мире джаза», посвященной
посещению таллиннского джазового фестиваля 1967 года, Аксенов
представляет компетентный обзор услышанного, где «синкопирует»
виртуозность мировых и российских джазменов и подчеркивает
культурное единство поклонников джаза из разных стран. Эта идея спустя
20 лет станет основой для тринадцатой главы повести Аксенова о жизни в
американской эмиграции «В поисках грустного бэби». Данная глава
посвящена развитию джаза в советской России. Значимость джаза для
русского человека писатель сопровождает синкопой «железный занавес –
свобода». Рассуждая о ненависти тоталитарных режимов к джазу, Аксенов

С.107.
обозначает синкопу «стагнация – свобода», закрепляющую духовную силу
джазовой музыки, рвущей идеологические преграды.
В параграфе 1.3. – «Герой-аутсайдер в произведениях
С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» определяются особенности
изображения героя-аутсайдера XX века.
Концепция«отрезвляющегобытовогореализма»и
несостоятельность концепции «другой жизни» (счастливой) в
произведениях С.Д. Довлатова созвучна «несчастливым историям»
Дж.Д. Сэлинджера. Советские аутсайдеры брежневской эпохи, верившие в
возможность «другой жизни» в «Компромиссе», «Заповеднике» и
«Чемодане» Довлатова, превратились в русских эмигрантов в Америке в
«Марше одиноких», «Иностранке», «Филиале» и «Ремесле», трезво
осознавших несовпадение грёз о «свободных Штатах» и реальностью
жизни в чужой стране. В повести «Филиал» Довлатов приходит к выводу о
том, что жизнь в Америке по абсурдности не уступает жизни в СССР, так
как, по его мнению, институты тоталитаризма сохраняют свою
жизнеспособность из-за «серого» конформизма большинства людей. Во
многом эти размышления созвучны с обличительными стремлениями
сэлинджеровского Холдена Колфилда. Галерея русских аутсайдеров в
Америке у С.Д. Довлатова представлена «внутренними эмигрантами»,
«авантюристами», «экономическими» и «художественными» эмигрантами.
Малоизученный ранний рассказ Дж.Д. Сэлинджера «Душа
несчастливой истории» предопределил его авторскую концепцию
аутсайдерства. Поэтика «несчастливой истории» Сэлинджера в данном
рассказе (в дальнейшем как и в многих других произведениях писателя)
проявляется в типе героя, преждевременно предчувствующего свои
будущиенеудачивпредстоящихжизненныхсобытиях.
Автопсихологический герой Сэлинджера – безымянный начинающий
писатель предлагает сюжет юмористической истории, в которой
описывается несостоявшееся знакомство в виде мысленной переписки в
автобусе между помощником печатника Джастином Хоргеншлагом и
стенографисткой Ширли Лестер. «Переписка» Джастина и Ширли
отсылает к «вертеровскому» сюжету И.Ф. Гете, где письменное общение
успешного писателя Вертера посредством поэтических посланий с
любимой читательницей Лоттой также оказывается несостоятельным.
Аналогичнымобразомразвиваютсясобытияивромане
Ф.М. Достоевского «Бедные люди». Впоследствии, благодаря концепции
«несчастливой истории» в творчестве Дж.Д. Сэлинджера, в частности, в
рассказе «Небольшой бунт на Мэдисон-авеню» появился его главный
аутсайдер – Холден Колфилд. Сэлинджеровское аутсайдерство выступило
основой в его военных рассказах («Мягкосердечный сержант», «День
перед прощанием»), выделявшихся отсутствием романтизации «вечной
памяти поколений» и изображавших обратную сторону военной славы,
когда о гибели миллионов отважных солдат многие так и не узнают.
Во второй главе – «Поэтика В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова и
Дж.Д. Сэлинджера» – рассматриваются особенности мотивной структуры,
а также принципы символизации в произведениях В.П. Аксенова, С.Д.
Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера.
В параграфе 2.1. – «Мотив пропасти в творчестве В.П. Аксёнова
и Дж.Д. Сэлинджера» – представлен мотив пропасти, концептуальный для
произведений Аксенова и творчества Сэлинджера.
Инварианты мотива «пропасти» в художественном дискурсе
преимущественно функционируют в следующей литературной семантике:
1. Пропасть как символ морального падения/возвышения героев
произведений («Рандеву»).
2. Символика пропасти связывается с танатологическими мотивами
художественной литературы, раскрывающих тему смерти и «темной»
стороны жизни героев, берущих начало из мифов о древнегреческом боге
смерти Танатосе и обретающих дополнительные архетипные смыслы –
ада, бездны хаоса («Океан, полный шаров для боулинга», «Над пропастью
во ржи», «Рандеву»).
3. Бездна героев Ф. М. Достоевского как поклонение содомскому
идеалу, одержимость бесовскими сомнениями и всепоглощающее
страдание в соединении с «идеалом Мадонны». («Рандеву»).
4. Мотив мира-пропасти (Сэлинджер) и России – «гремучей
пропасти» («Гибель Помпеи»).
5. Бездна звездного неба как аналогия звездной пропасти
(стихотворение «Вечернее размышление о Божием величестве при случае
великого северного сияния» М. Ломоносова, подобная ассоциация в
повести «Звездный билет»).
В произведениях В. Аксенова в мотиве пропасти превалируют
следующие варианты: безопорность советской империи, символическая
пустота, пропасть в ее основании вместо прочного фундамента («Гибель
Помпеи»); бездна/провал души и ее спасение, танатологическое начало в
герое («Рандеву»); пропасть звездного неба как пропускной билет в
будущее («Звездный билет») «пропасть», возникшую между тайными
«донкихотами» («шестидесятниками») и типичными представителями
советского конформизма («Победа»); пропасть между СССР и США
(«Бумажный пейзаж»)
В отечественном литературоведении отмечается, что в культовом
романе Дж. Сэлинджера «Ловец во ржи» (в русском переводе: «Над
пропастью во ржи») идея спасения детей над пропастью в ржаном поле
является одной из главных в творчестве писателя. Холден, тяжело
переживающий процесс собственного взросления, видит своё
предназначение в спасении детей от пропасти взросления, в которой
позитивное видение мира окрашивается в тёмные тона ненавистных ему
«фальши, липы и похабщины». В этом отражается одна из главных тем
творчества писателя – трагедия утраты невинности в отношении более
лёгкого восприятия мира и его несовершенств. В романе важен и
танатологический мотив, так как Холден глубоко переживает смерть
младшего брата Алли. Этот герой в неизданном рассказе Сэлинджера
«Океан, полный шаров для боулинга» намекает Колфилду о
необходимости победы над собственным «я» в общении с родственниками,
являющимися единственными носителями бескорыстной любви к нему.
В параграфе 2.2. – «Символика образа птицы в творчестве
В.П. Аксёнова и Дж.Д. Сэлинджера» – рассмотрена реализация
орнитологической поэтики в произведениях В.П. Аксенова и
Дж.Д. Сэлинджера.
Устойчивая культурная универсалия образа птицы традиционно
формировалась в контексте мотива всеобъемлющей свободы, отраженного
во множестве литературных инвариантов.
В творчестве В.П. Аксенова орнитологические образы служат либо
инструментом, обличающим произвол советских директив («Стальная
птица», «В поисках жанра»), либо становятся катализатором духовного
освобождения главных героев («Цапля», «Ожог», «Желток яйца»). Так,
Попенков, обращающийся в фантастическую Стальную птицу,
угрожающую уничтожить культурные памятники Москвы, представляет
собой демона «железного завеса». В комедийной пьесе «Цапля»,
являющейся парафразом чеховской «Чайки», Аксенов связывает образ
цапли с «экзотической гостьей из Европы, не обремененной тоталитарной
идеологией». В образе этой «девушки-Европы» реализована христианская
символика: противостояние Христа и Сатаны (Цапля-спасительница
противопоставлена пара «чертей» стариков-хуторян – Цинтии и Кларенса
Ганнергейтов), а также побуждение грешников (герои пьесы) к покаянию.
Подобный христианский мистицизм значительно сближает поиски
В. Аксенова с духовными идеями Дж.Д. Сэлинджера.
Самым часто упоминаемым орнитологическим символом в
произведениях Дж.Д. Сэлинджера являются утки из Центрального парка в
романе «Над пропастью во ржи». Герой произведения Холден,
рассуждающий о птицах, трактует их как символ свободы. Колфилд
освобождается от доминирования конформистских ценностей потребления
над личностью, осознает духовный кризис Америки 1950-х годов.
Освоение Сэлинджером дзен-буддизма позволяет интерпретировать
«улетающих на юг» уток Холдена в качестве сложных экзистенциальных
вопросов бытия. В рассказе «Голубой период де Домье-Смита» дзен-
буддизм является ключевым в интерпретации содержания текста.
Репродукция, изображающая белого гуся, летящего по бледному, голубому
небу художника Джона Смита, – отсылка к спутнику буддистского бога
творчества Брахмы. Появление птицы в поле зрения Джона Смита
становится предвестием скорого преодоления героем творческого кризиса,
от которого он страдает, и постижения им духовного озарения («сатори»).
В параграфе 2.3. – «Поэтика вещного мира в интерпретации
С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» – рассматривается «мир вещей»
как эстетический элемент художественного мира писателей.
Поэтика материального в прозе С. Д. Довлатова в ее художественной
проекции на прозу Дж.Д. Сэлинджера воссоздает концептосферу вещного
мира. Так, «Чемодан» С.Д. Довлатова является аллегорией жизни людей в
советской стране. По мнению Г. Доброзаковой, неприметный фанерный
чемодан символизирует культурное «вместилище большей части жизни
автопсихологического героя повести»17. В данном цикле автор, следуя
канонам поэтики анекдота, описывает набор из восьми вещей: креповые
финские носки, номенклатурные полуботинки, двубортный костюм, куртка
художника Фернана Леже, офицерский ремень, котиковая зимняя шапка,
поплиновая рубашка, шофёрские перчатки. Все они складываются в
концептообразующую эстетическую систему выражения Довлатовым
эмигрантской ностальгии по России.
В «Чемодане» С.Д. Довлатова имеются предметы из «мира вещей»,
которые коррелируются с «миром вещей» Холдена Колфилда в «Над
пропастью во ржи» Дж.Д. Сэлинджера. Одним из таких предметов,
объединившим героев Сэлинджера и Довлатова, стала «вся исписанная
стихами» бейсбольная перчатка умершего брата Холдена – Алли и
шоферские перчатки, которые автопсихологический герой Довлатова
случайно унес со съемок фильма об императоре Петре I, попавшем в
Доброзакова Г.А. Сергей Довлатов: диалог с классиками и современниками. Самара: Эвилент, 2011.
С.45.
советскую Россию. Перчатка Алли аккумулирует культурное наследие
американских поэтов, а шоферские перчатки у Довлатова становятся
символом встречи двух эпох: петровской и советской. В этом ключе
«перчатки» Сэлинджера и Довлатова становятся национальными
символами культурного пространства своего времени.
Красная охотничья шапка главного героя Колфилда, «купленная им
за доллар», несет концептообразующий смысл в романе Сэлинджера «Над
пропастью во ржи». Этот предмет становится основной деталью
литературного имиджа Холдена, по которой его узнают среди остальных
«вечных» образов в литературе. Для литературоведов красная охотничья
шапка – признанный символ нонконформизма, ассоциирующийся в
культуре именно с Холденом Колфилдом. Многие подражатели
перенимали его манеру носить подобную шапку «козырьком назад» для
поддержания своего культурного «бунта». По мнению Д. Петренко,
красная шапка Холдена рассматривается в качестве символа,
определяющего положительный гетероимидж Колфилда в советской
критике – цвет шапки совпадает с «цветом» коммунистической
идеологии18. Символика головного убора героя Дж.Д. Сэлинджера, скорее,
восходит к фригийскому красному колпаку как олицетворению свободы,
независимости (на большом количестве монет США Свобода изображена
во фригийском колпаке, кроме того он выполнен и на гербах шести стран
американского континента).
Примечательно, что красный цвет используется и В.П. Аксеновым в
повести «Звездный билет». Эта цветопись реализована в двух эпизодах,
связанных с Димкой Денисовым. В каждом из них красный цвет меняет
свою семантику и символику: от обозначения запрета до эпатажного
протеста.
В параграфе 2.4. – «Поэтика мифа о блудном сыне в творчестве
С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» рассматривается реализация
библейского сюжета о блудном сыне в творчестве писателей.
Одним из самых фундаментальных христианских сюжетов считается
евангельская притча о блудном сыне. Сюжет о блудном сыне
периодически проявляется в мировой литературе в виде устоявшейся
схемы: уход героя из дома – его странствия – грехопадение – раскаяние –
возвращение домой – прощение – духовное воскрешение.
В произведениях С.Д. Довлатова: привычная схема христианского
сюжета видоизменяется: этап «грехопадения» доминирует над
Петренко Д. Роман Дж.Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» и его переводы на русский язык / Под
ред. проф. К.Э. Штайн. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2009. С.48.
спасительным этапом «просветления». В сборнике новелл «Компромисс»
этап «ухода» автобиографического героя Довлатова обозначается его
спонтанным переездом из родного Петербурга в Таллин. В каждом из
«компромиссов» перед автобиографическим героем Сергеем и его
коллегами возникает множество моральных проблем, так как
профессиональная деятельность журналиста в советской редакции
сопровождалась директивой следования лишь социально одобряемым
нормам поведения. Довлатов использует поэтику анекдота, которая через
смех смягчает восприятие безнравственных (по обывательским меркам)
поступков своих героев. Несмотря на прямое игнорирование принципов
советской морали, повествователь Довлатова все же подводит читателя к
мысли о том, что в вечной, общечеловеческой борьбе добра и зла (этап
«блуждания») необходимо найти нравственный компромисс (этап
«просветления»), который будет напоминать о том, что в данных
неблагоприятных условиях (этап «грехопадения») индивиду удалось
поступить наилучшим образом (этап «воскресения»).
По Сэлинджеру, этап ухода из родительского дома у Холдена
совпадает с его выселением из общежития школы Пэнси, после чего
начинается этап его «странствования» по Нью-Йорку. В это время он
тратит бабушкины деньги (прообраз «наследства» из притчи) на покупку
алкоголя в барах, недешевый поход в театр с девушкой Салли Хейс и
дорогую еду в закусочных. Блуждая из одного места в другое, Колфилд
старается отгородиться от мира «фальши и липы», столкновение с
которым обострённо влияет на впечатлительного юношу. Этим и
объясняется ругательный стиль речи Холдена (один из моментов
«грехопадения», другой – вызов падшей женщиной). Герой искренне
пытается донести до окружающих (учитель Спенсер, соседи по
общежитию – Стредлейтер и Экли) какие-то существенные для него
моральные идеалы, но сталкивается лишь с всеобщим равнодушием. В
данном контексте мировое зло выступает в виде той самой «липы», против
которой бунтует главный герой.
В третьей главе – «Национальный и инонациональные образы
мира в прозе В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера»
представлены целостные образы России и Америки, отраженные в прозе
обозначенных авторов. В произведениях В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова
наблюдается эволюция образа Америки: от идеализированного образа
«страны свободы и возможностей» до реалистичного образа
«эмигрантских» Штатов, направленного на развенчание стереотипа об
«американской мечте», искажавшего объективность восприятия жизни в
Америке. При этом образ России в прозе Аксенова и Довлатова
представляет собой как продолжение традиций русской классики, так и
иллюстрирует общую для обоих писателей-эмигрантов интерпретацию
мифов о советской России в сравнительной характеристике с Америкой,
отстраненных от идеологических стереотипов.
В творчестве Дж.Д. Сэлинджера крах «американской мечты»
закрепляется образом Америки «потребления», в котором писатель четко
обозначил границы назревшего в американском обществе кризиса
мировоззренческих оснований и отреагировал на него преодолением
культа коммерческого материализма и смещением социальных ориентиров
среднестатистического американца в пользу духовного просвещения. При
этом в духовной концепции Сэлинджера особое место отводится образу
православной России, вышедшему из русской классической литературы и
способствующему духовному возрождению Америки.
В параграфе 3.1. – «Миф об Америке и России в творчестве
В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» производится
анализ переосмысления американского мифа в творчестве русских
писателей-эмигрантов и русского мифа в сознании американского
писателя.
Дж.Д. Сэлинджер пытался переосмыслить американский миф в
контексте духовного просвещения. При этом русская православная
концепция нашла преломление в творчестве Дж.Д. Сэлинджера в прямой
связи с литературной традицией Ф.М. Достоевского, воссоздавая миф о
православной России, помогающей возродиться Америке Духовной.
Одним из основополагающих произведений в формировании
американского мифа в советской России является очерк В.П. Аксенова
«Круглые сутки нон-стоп». Писатель акцентирует внимание не только на
своем восхищении американским образом жизни, но и обозначает
ключевые особенности американской культуры, отстраняясь от прямых
идеологических сравнений с СССР. Такие слова, как «гамбургер», «кофе-
шоп», «супермаркет», «Макдональдс», «кампус» и «пракинг»,
используемые Аксеновым в тексте очерка о «типичном американском
приключении», конкретно иллюстрировали атрибуты американской
культуры потребления, доступной всем, и это находило отклик у
советского читателя, испытывающего в те годы дефицит в самом
необходимом. Аксенов сформировал полноценный миф об «американской
свободе» с позиции туриста-интеллектуала и расширил кругозор
советского читателя по вопросам американской культуры.
Но уже в эмигрантской повести В.П. Аксенова «В поисках грустного
бэби» переосмысливается миф об «американской мечте», что отразило
несостоятельность «радужных» ожиданий о жизни в США, связанных с
особенностямивосприятиярусскимчеловекомамериканской
ментальности. Оказывается, русскому эмигранту нелегко дается
постижение преимуществ «американской мечты». Как отмечает Аксенов,
«идеализированныйобразАмерики»,созданныйсоветскими
интеллигентами 1960-х после просмотра «голливудских трофейных
фильмов», теряет силу в условиях эмиграции. Это связано с
особенностями американского образа жизни, порождавшими трудности в
освоении «американских свобод»: более сложная, чем в СССР, «сеть»
бумажной бюрократии; замкнутость американцев лишь на проблемах
своего государства с игнорированием мировых событий; повальная
коммерциализация всех сфер жизни и далеко не всегда приветливое
отношение к эмигрантам.
Мысли о неоднозначности американского мифа поддерживает и
С.Д. Довлатов в произведениях «Марш одиноких», «Ремесло»,
«Иностранка» и «Филиал». Достижение эмигрантами призрачной
«американской свободы» не гарантировало им трудоустройства в чужой
стране без престижной профессии. В отличие от эмигрировавших
знаменитых ученых, экономистов, инженеров и врачей представителям
творческой интеллигенции с большим трудом удавалось заработать себе на
жизнь. Кроме того, С.Д. Довлатов развенчивает миф об американской
свободе мнений. Негатив тоталитарной цензуры СССР, из-за которого
русские писатели оказались в эмиграции, переродился в реалии
американской демократии, ограниченной законами коммерциализации и
ксенофобскими взглядами соотечественников и американцев. В Америке
талант писателя практически всегда связывается с коммерческим успехом
его произведений, поэтому русский автор в эмиграции может рассчитывать
лишь на умеренный успех «среднего американского беллетриста», с
которым себя и ассоциирует С.Д. Довлатов. Надежды русской
литературной эмиграции на признание в Америке не оправдались.
Впараграфе3.2–«Концепция«воли-свободы»:
русский/американскийконтекствпрозеВ.П.Аксенова,
С.Д. Довлатова и произведениях Дж.Д. Сэлинджера» рассматриваются
национальные различия между американским вариантом понятия
«свобода» и исконно русским понятием «воля» в контексте прозы
указанных писателей.
В культуре западных стран понятия «воли» и «свободы» практически
не пересекаются друг с другом. В русской картине мира «воля» и
«свобода» – это смежные понятия, находящиеся во взаимодействии,
порождающем различные семантические категории, образующие
национальную специфику концепта «воля-свобода». В свою очередь, в
эмигрантской прозе В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова имеет место обратный
процесс – авторы переосмысливают «американский» и «советский» мифы.
Они отмечают ослабление императива «воля-свобода» в контексте
несовпадения идеалов «американской мечты» с реалиями американской
жизни, которая в некоторых аспектах оказалась похожа на их жизнь в
СССР до эмиграции: американский культ бюрократии заменяет советский
культ вождя; творчество писателя так же подвержено цензуре – не
идеологической, а коммерческой; проблема советского антисемитизма в
США предстала в форме расизма в отношении чернокожих,
латиноамериканцев и азиатов.
Ранние рассказы Сэлинджера и его роман «Над пропастью во ржи»
по аналогии с эмигрантской прозой третьей волны были направлены на
разрушение мифа о свободной «американской мечте». Каждое
последующее произведение Сэлинджера было направлено на разоблачение
назревшего духовного кризиса американской нации. В художественной
философии Сэлинджера прослеживается сбалансированный переход в
императиве «воля-свобода» от распавшегося мифа «американской мечты»
(концепта западной «свободы») до концепта «воли», представленного
писательским осмыслением множественных религиозных учений, ведущих
к духовному просветлению, что характерно для русской, а не
американской культуры.
В параграфе 3.3 – «Русская литературно-философская традиция
в прозе В.П. Аксёнова, С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера»
обозначается рецепция традиций русской классической литературы
(религиозной мысли Ф.М. Достоевского и «эффекта айсберга» А.П.
Чехова) в произведениях отмеченных авторов.
В.П. Аксенов ориентируется на философскую традицию
Достоевского в изображении теологических компонентов своих
произведений. Самым распространенным религиозным мотивом в
художественном мире В.П. Аксенова считается наделение советского
государствадемоническимихарактеристиками.Большинство
художественных образов Аксенова основано на отрицательном
аутоимидже советской власти, базирующемся на демонизации русского
литературного архетипа России-матери. Данный архетип в прозе Аксенова
интерпретируется во властном поле тоталитарной России в категориях
«родины-людоедки», «злой ведьмы» и «мачехи». По Аксенову, главной
демонической силой, отравляющей Россию-мать, является советский
тоталитаризм, носителями которого становятся такие фантастические
герои, как Смердящая Дама и Смеллдищев в «Рандеву», Кукита Кусеевич в
«Ожоге», Разраилов в «Четырех Темпераментах» и Попенков в «Стальной
птице». В прозе Аксенова, как и у Ф.М. Достоевского, сближение героя с
Богом становится высшей моральной силой, преодолевающей любого
«демона» советский тоталитаризма и ведущего к творческой свободе как к
источнику вечного добра и совершенства.
Опираясь на чеховский «эффект айсберга», С.Д. Довлатов в своих
произведениях косвенно выражает свою симпатию к русской православной
традиции. Несмотря на то, что писатель никогда не считал себя
религиозным автором, он всегда подчеркивал, что создание религиозного
художественного текста – сверхзадача даже для мастеров слова. Лучшим
произведением русской литературы на религиозную тематику
С.Д. Довлатов считал роман «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского. В
повести «Заповедник» автопсихологический герой Довлатова – Алиханов –
отмечает, что произведение начинается с зарождения духовной идеи.
Многие довлатоведы отмечают этот «оттенок высшего значения» в
работах автора. Обращаясь в повести к творчеству А.С. Пушкина, в музее
которого и работает Алиханов, Довлатов акцентирует внимание на
готовности русского классика «принять и выразить любую точку зрения» и
восхищается его стремлением к высшей объективности. Данную линию
творчества Пушкина продолжил и С.Д. Довлатов, который в своем
творчестве в простых вещах пытается обнаружить высшую истину и
правду бытия, познаваемые посредством любви к ближнему.
ПервоезнакомствоДж.Д.Сэлинджерас творчеством
Ф.М. Достоевского состоялось в 1943 году во время прохождения
армейской службы. Вскоре после этого Сэлинджера написал рассказ
«Элейн», главная героиня которого восходит к одному из типов героинь
Достоевского (кроткие, юродивые и инфернальные). Элейн Куни –
красивая и добрая девушка, но родившаяся с отставанием в развитии.
Выстраивая историю героини, Дж.Д. Сэлинджер явно подражает принципу
изображения «униженных и оскорбленных» Достоевского, усиливая
возникающую жалость к героине, встречающей любые обиды со
смирением и «слепым» оптимизмом.
В раннем творчестве он обратился к чеховской традиции «эффекта
айсберга»: семантика художественного текста не исчерпывается лишь
содержанием прямого смысла («верхушка» айсберга) изображаемых
ситуаций, взаимодействием героев, спорами-диалогами. Полнота
осознания идеи произведения зависит и от скрытого между строк
подтекста («подводная часть» айсберга). В «Элейн» «эффект айсберга»
имеет принципиальное значение в понимании того, какие оттенки
принимает зло в отношении невинной героини рассказа. Так, показателен
момент, в котором описывается школьный выпускной Элейн, где она
принимает участие в прощальной сценке «Происхождение демократии» в
качестве Статуи Свободы. Пока Элейн искренне пытается быть «живым
реквизитом», изображающим главный символ Америки, ее одноклассницы
издеваются над ней. Таким образом, опираясь на тип «кроткой» героини
Ф.М. Достоевского и чеховский «эффект айсберга», Дж. Д. Сэлинджера
разрабатывает один из главных мотивов своего творчества – мотив утраты
искреннего и сострадательного восприятия мира.
В Заключении мы подводим итоги проведенного исследования,
формулируем основные выводы.