Художественная антропология К.С. Льюиса (“Космическая Трилогия”, “Пока мы лиц не обрели”, “Расторжение Брака”)

Во введении представлен обзор научной литературы по художественной
антропологии, а также основных работ, посвящённых изучению творчества К.С.
Льюиса, обосновывается актуальность диссертационного исследования, указываются
объект, предмет, цель и задачи работы, описана степень изученности вопроса,
характеризуются фактический материал и методы его анализа, определяются научная
новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, приводятся данные
о его апробации и формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе«Творчество Льюиса в контексте экзистенциально-
персоналистической мысли ХХ века», состоящей из двух параграфов, произведения
Льюисарассматриваютсявфилософско-религиозномконтекстеегоэпохи.
Констатируется историко-временная и идейно-тематическая близость художественной
философии изучаемого автора и философии экзистенциализма и христианского
персонализма. Основные темы философии существования – внутренний мир
личности,свобода,отчуждениеисмыслжизни– присутствуютво всех
проанализированных текстах К.С. Льюиса, что позволяет сделать вывод об общности
проблематики экзистенциальной философии и произведений исследуемого автора.
Путь Льюиса к принятию христианской веры через глубокие душевные и
интеллектуальные сомнения отмечен особым накалом экзистенциального напряжения
и имеет ярко выраженную рациональную и духовную специфику, что связано с
исторической ситуацией человека западной культуры ХХ века. Основные аспекты
этой ситуации, на наш взгляд, нашли свое отражение в художественной антропологии
Льюиса.
В первом параграфе «Творчество Льюиса в контексте экзистенциальной
философии Ж.-П. Сартра и К. Ясперса» сопоставляются тексты трёх авторов на
основании общих тем: свободы, памяти, греха, страдания, смерти и представлений об
аде. Темы свободы и памяти, мотивы исповедального осмысления героем
собственной жизни и существования в ожидании смерти являются общими для
романа Льюиса «Мерзейшая Мощь» и книги философа христианской ветви
экзистенциализма К. Ясперса «Философская Вера». Отмечается близость основных
идей сопоставляемых авторов, обусловленная, с одной стороны, экзистенциальным
характером мышления философа и писателя, с другой стороны – их христианским
мировоззрением. В этом же параграфе проводится сравнительный анализ пьесы Ж.-П.
Сартра «За закрытыми дверями» и эсхатологического видения Льюиса «Сказание об
аде и рае, или Расторжение брака». Написанные во время Второй мировой войны, оба
текста в оригинальной художественной форме изображают посмертную участь душ,
попавших в ад. У Льюиса, как и у Ж.-П. Сартра, изображение ада нетрадиционно. У
английского писателя ад изображён в виде серого города, у французского – комнаты в
отеле, который не имеет выхода. При этом ад в «Расторжении брака» принципиально
«открыт», и призрачные души могут покинуть его, совершив экзистенциальный
выбор в пользу Бога и рая. В пьесе Ж.-П. Сартра рай не является предметом
изображения и размышлений, ад же замкнут и бесконечен. События в пьесе «За
закрытыми дверями» изображены с «земной» и «адской» точек зрения, в
эсхатологическом видении «Расторжение брака» – с точки зрения обитателей ада,
жителей Земли и рая. Отличаются и образы героев. Если в произведении Льюиса
рассказчик и его проводник Джордж Макдональд – трансцендирующие личности, то
искания героев пьесы Ж.-П. Сартра не устремлены к Богу.
Во втором параграфе «Творчество Льюиса в контексте персоналистической
мысли Э. Мунье и В.Н. Лосского» на основе центральной в творчестве трёх
мыслителей ХХ века темы взаимоотношений человеческой личности с Богом и миром
других людей сопоставляются персоналистические метаидеи авторов. Сравниваются
наиболее близкие направлению христианского персонализма идеи творчества Льюиса
с основными идеями французского философа и автора «Манифеста персонализма» Э.
Мунье. Отмечается, что идея Мунье о преображении человеческой души и принятии
ею Царствия Божия (в образе Христа) близка Льюису, в то время как мысли о
политическом переустройстве мира, создании рая на Земле, программные в
философии французского персонализма, чужды творчеству английского писателя.
Персоналистическая метаидея творчества Льюиса состоит в том, что цель
человеческой жизни трансцендентна и лежит за пределами человеческой личности.
Исходя из предпосылки о том, что антропологическая модель автора является
своеобразнымгерменевтическимкодомкпрочтениюегопроизведений,
предполагается, что изучение темы личности является основополагающим для
исследования таких важнейших категорий творчества К.С. Льюиса как «любовь»,
«радость», «страдание» и «свобода». Также сопоставляются размышления о человеке
Льюиса и В.Н. Лосского, богослова русского зарубежья, заложившего основы
«неопатристического» синтеза в православном богословии. К идеям, общим для
творчества двух выдающихся мыслителей, можно отнести: мысль о неповторимости
каждого человека, необходимости обретения собственной личности (лица у Льюиса и
ипостаси – у Лосского), понимание обожения (приобщения к Единому Богу) как цели
человеческой жизни и осознание центрального места свободы человека в
эсхатологическом вопросе. Данные положения являются, на наш взгляд, метаидеями,
исходя из которых развиваются такие темы персоналистического творчества Льюиса
и Лосского, как грехопадение, покаяние, любовь и посмертная участь человека.
Сделан вывод об определённой близости персоналистической мысли Льюиса и
Лосского, несмотря на имеющиеся догматические расхождения в религиях двух
авторов.
Глава 2 «Основные категории художественной антропологии Льюиса»,
состоящая из четырёх параграфов, посвящена исследованию теории трёх субъектов
художественной антропологии: автора, героя и читателя художественного текста. В
главе также рассматривается важная для направления художественной антропологии
дихотомия художественный мир – художественный текст. Особый акцент сделан на
исследовании категорий автора и читателя в литературоведческих текстах К.С.
Льюиса.
В первом параграфе «Роль и место художественной антропологии в
современнойнаукеолитературе.Историяпонятия«художественная
антропология» рассматривается история и значение термина «художественная
антропология». Здесь же представлен общий обзор и краткий анализ отдельных
исследований,посвящённыхметодологическимпроблемамхудожественной
антропологии, а также художественной антропологии отдельных писателей.
Проводится сравнительный анализ объёма понятий «художественная антропология»,
«литературная антропология», «literary anthropology» и «anthropology of literature».
Делается вывод о том, что осмысление предмета, целей и задач направления
художественной(литературной)антропологиисущественноотличаютсяв
литературоведческом дискурсе стран Западной Европы (а также Канады, США) и
России (а также Беларуси и Казахстана). В современных американских и
западноевропейских исследованиях по литературной антропологии приоритетными
считаются следующие вопросы: роль художественной литературы (как источника) в
антропологических исследованиях (N. Rapport, 1994; Kockel, 2014; N. Craith, 2016;
Cosowska, 2020), история взаимоотношений литературоведения и антропологии
(Fournier and Privat, 2014; White, 2004), отражение антропологических открытий в
литературных текстах (Gellner,1992), а также литературный характер отдельных
антропологических разысканий (Wulff H. 2016; V. Debaene, 2010 и более ранние
работы: J. Boon, 1972; Leach 1984).
БританскийантропологлитературыН.Раппортвыделил дваосновных
направленияисследованийвобластилитературнойантропологии:первое
направлениеисследуетспецификулитературныхжанровирольжанрав
интерпретации текста читателем, а также место, которое произведение занимает в
истории культуры, влияние текста на жизнь общества и индивида [Rapport, 1994: 17].
Вторую область исследований художественной антропологии Н. Раппорт определяет
как изучение возможностей отдельных писателей достоверно описывать социальную
реальностьсвоейэпохи.Такимобразом,подходизвестногосовременного
британскогоантропологалитературычастичносовмещаетнаправление
литературоведческой мысли, представленное в рецептивной поэтике В. Изера со
ставшим традиционным в европейской мысли со времён американского учёного Ф.
Пойятоса представлением о литературе как источнике антропологических данных.
В отечественном литературоведении термин «художественная антропология»
осмысляется с одной стороны, как «исследование человека во всей его целостности
художественными средствами», с другой стороны, как «воплощение в творчестве
(текстах) авторской художественно-философской концепции человека» [Зайцева,
2015: 390]. В то же время наличие в отечественной литературоведческой науке
исследований на темы, совпадающие с предметом художественной антропологии,
позволяет сделать вывод о том, что термин «художественная антропология» является
ёмкимилаконичнымобозначениемужеизвестныхлитературоведению
содержательных аспектов художественного произведения, увиденных под углом
философско-антропологического мировоззрения автора и читателя.
Во втором параграфе «Категория автора в научных трудах Льюиса в
контексте литературоведческих теорий ХХ века» кратко прослеживается история
становления категории «автор» в литературоведении ХХ века, описаны разные
подходы к изучению данной категории, особое внимание уделено имперсональному
подходу Льюиса как литературоведа к проблеме автора. Сопоставляются подходы
Ю.Н. Тынянова, М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Б.О. Кормана, У. Бута, Р. Барта, М.
Фуко, Ю. Кристевой, Ш. Берка, Э. Беннета, В.М. Розина с подходом Льюиса и его
оппонента Е. Тильярда. Рассматриваются такие связанные с категорией автора
понятиякак«антропологическиепредставленияавтора»,«авторский
антропологическийидеал»,«риторическийидеалавтора»,«авторская
интенциональность» и близкое интенциональности понятие авторской интенции.
Анализируется антропологический и риторический идеалы Льюиса, представленные
в эссе и литературных текстах автора. Если антропологический идеал исследуемого
писателя берёт начало в средневековой литературе и представляет собой гармоничное
единство мудрости и отваги, то художественный идеал Льюиса предполагает не
менеегармоничноесочетаниелогическойпоследовательностиЕвклидас
человечностью и цельностью Шекспира.
В третьем параграфе «Герой как субъект художественной антропологии
Льюиса» описаны подходы к классификации литературных персонажей Б.В.
Томашевского, Л.Я. Гинзбург, Дж. Каддона и Л.В. Чернец. С точки зрения данных
классификаций рассматриваются виды персонажей в художественных текстах
Льюиса 1938 – 1950-х годов. Исследуется соотношение между прямой и косвенной
характеристиками образа протагониста в романе «Пока мы лиц не обрели». В
параграфе также уделено внимание основным средствам создания образа героя и
вопросу о соотношении между аксиологической системой автора и его героев.
Несовпадение авторской аксиологической системы с ценностной ориентацией героя
рассматривается на примере третьей части «Космической трилогии» (сказки для
взрослых «Мерзейшая Мощь»).
В четвёртом параграфе «Читатель как субъект рецептивной эстетики Льюиса»
рассматриваются подходы к категории читателя А.А. Потебни, А.Н. Толстого, С.Б.
Рассадина, У. Бута, Х.- Г. Гадамера, Т.Д. Венедиктовой, Р. Барта, Льюиса, Г.- Р. Яусса
и В. Изера. Особое внимание уделяется рецептивной эстетике Льюиса, которую автор
напрямую связывает с вопросом о критерии художественности литературного текста.
В литературоведческом труде «Эксперимент в литературной критике» («An
Experiment in Criticism») Льюис выделяет два вида читательского поведения в
отношении художественного текста: литературное (literary reading) и нелитературное
чтение (the reading of the unliterary). Этому разделению соответствует два вида
читателей: читатели, склонные читать художественные тексты «литературно» (literary
readеrs) и, наоборот, – нелитературные читатели (unliterary readers). В «Эксперименте
в литературной критике» Льюис выделяет следующие черты «литературного
читателя»: внимание к форме произведения, «аудиальное» чтение художественного
текста, перечитывание произведений, отношение к знакомству с книгой как к
значимому жизненному событию, желание воспринять художественный мир
произведения с точки зрения автора, увидеть изображённые события его глазами.
Идеальный читатель Льюиса необязательно разделяет мировоззренческие установки
писателя, но всё же интересуется, как выглядит мир глазами автора (христианина,
филолога-эстета, увлечённого медиевиста). В то же время он готов сделать над собой
определённое усилие, чтобы, будучи открытым для всего нового, поверить автору,
достигая «наивного чтения», во время которого читатель как бы «заражается»
взглядами автора. «Литературный читатель» Льюиса осознаёт, что круг его чтения в
конечном счёте определяет его мировоззрение.По мнению учёного, критерий
художественности текста лежит в области возможностей его прочтения, то есть в
рецептивной поэтике и эстетике. Соответственно, текст, который возможно читать и
хоть один читатель прочёл «литературно», и является художественным.
Вданномпараграфетакжесопоставляетсязначениечитателяв
литературоведческих трудах Льюиса с ролью читателя в работах Р.В. Ингардена и
рецептивной эстетике литературоведов констанцской школы: В. Изера и Р.- Г. Яусса.
Выдвигаетсягипотезаовозможномсовпаденииосновныххарактеристик
имплицитного читателя в художественных текстах Льюиса 1938–1950-х годов и
«идеального читателя» («a literary reader») в литературоведческих текстах автора.
Глава 3 «Три субъекта художественной антропологии в литературных
произведениях Льюиса» посвящена антропологически ориентированному анализу
форм авторского присутствия, эволюции главного героя и характеру имплицитного
читателя в текстах двух романов и сказки для взрослых «Космической трилогии»,
эсхатологического видения «Расторжение Брака», и романа «Пока мы лиц не обрели».
В этой главе также предпринята попытка проследить трансформацию аксиологически
ориентированных взаимоотношений внутри основной триады художественной
антропологии Льюиса в вышеперечисленных текстах. Исходя из имперсонального
подхода Льюиса к анализу литературного произведения («an impersonal theory» в
терминологии автора), в исследовании художественной антропологии писателя мы
предприняли попытку анализа художественных текстов Льюиса-писателя на
основании подхода к литературному тексту, в значительной мере разработанном
Льюисом-литературоведом. Таким образом удаётся объединить интерпретационные
возможности теоретической концепции художественного творчества К.С. Льюиса и
литературных текстов, созданных автором. При этом теоретическая концепция
Льюиса как учёного, на наш взгляд, нередко может служить ключом для
интерпретации текстов Льюиса-писателя. В связи с этим в исследовании автор,
являющийсясубъектомхудожественнойантропологии,рассматриваетсякак
воспринимающее сознание, открывающее читателю определённый взгляд на
художественный мир произведения. Биографическая личность автора, исходя из его
взгляда на изображаемое, не моделируется, в отличие от типа героя и системы
антропологических представлений, присутствующих в художественном тексте. Таким
образом,нанашвзгляд,вполнецелесообразновыявлятьиописывать
антропологическую модель автора, которую создаёт читатель художественного
текста. В основе этой модели лежит не только описание внешнего и внутреннего мира
героев и происходящих с ними событий, но и авторское отношение к героям, его
оценка происходящего.
В первом параграфе «Формы авторского присутствия в художественных
текстахЛьюиса»анализируютсяформыавторскогоприсутствиявпяти
литературных текстах, написанных в самый продуктивный в творческой биографии
автора период с 1938 по 1956 годы. Три романа научно-фантастического цикла «The
Space Trilogy» («Космической Трилогии») были написаны в период с 1938 по 1945
годы: Out of the Silent Planet («За пределы безмолвной планеты») в 1938, «Perelandra»
(«Переландра») в 1943 и «That Hideous Strength» («Мерзейшая мощь») в 1945. В том
же 1945 году было опубликовано эсхатологическое видение Льюиса «The Great
Divorce» («Сказание об аде и рае, или Расторжение брака»). В 1956 году вышел
роман «Till We Have Faces» («Пока мы лиц не обрели»), который Льюис считал одним
из лучших своих произведений [Макграт, 2019: 411]. Формы авторского присутствия
прослеживаются на уровне типа повествования, отношения автора к героям и их
поступкам, а также на уровне аксиологических установок автора, выраженных в
авторских ремарках и рассуждениях автора. Антропологически ориентированный
анализ романа «За пределы безмолвной планеты» показал, что мировоззрение
имплицитногоавтораполностьюсоответствуетмировосприятиюавтора–
действующего лица, который появляется в заключительных главах первой части и в
первыхизаключительныхглавахвторойчасти«КосмическойТрилогии».
Имплицитный автор первой части «Космической Трилогии» проявляется в
сближении и периодических расхождениях с точкой зрения героя, Элвина Рэнсома.
Всякое расхождение точек зрения автора и его героя в рамках романа «За пределы
безмолвной планеты» связано с неприятием автором мировоззрения Рэнсома, и всегда
сопровождается комментарием «как и многие люди его поколения», отсылающим
читателя к современной (Льюису и Рэнсому) модели вселенной. Подобное
расхождение точек зрения автора и героев актуально и для сказки для взрослых
«Мерзейшая Мощь». Автор, который является действующим лицом заключительных
глав первой части «Космической Трилогии», максимально близок биографическому
автору романа. Это увлечённый филолог-медиевист, любитель, теоретик и знаток
средневековой модели вселенной, христианин и приверженец христианской этики. Он
высоко ценит мужскую дружбу, а также имеет скромное мнение о своём
литературном даре. Таким образом, в «Космической Трилогии» можно выделить две
формы авторского присутствия: «воплощённый» автор и автор имплицитный.
Новаторство Льюиса состоит в том, что его герой, встретившись с воплощённым
автором-повествователем, сначала просит его написать роман о своём путешествии
на Марс, а позже критикует результат работы автора – художественное целое
произведения, героем которого он является.
Размышления о принципиальной непримиримости двух основных этических
категорий – добра и зла объединяют имплицитного автора «Мерзейшей Мощи» и
автора–рассказчикаэсхатологическоговидения«Расторжениебрака».
Обращённость героини романа «Пока мы лиц не обрели» к опыту биографического
автора, отражённому в эссе «Бог на скамье подсудимых», на наш взгляд, можно
считать косвенной формой авторского присутствия в тексте. Одной из прямых форм
авторского присутствия является выбор эпиграфа, поясняющего его отношение к
событиям. Эпиграфом к роману К.С. Льюиса «Пока мы лиц не обрели» послужило
начало 151-го сонета У. Шекспира «Love is too young to know what conscience is»
(русск. «Любовь слишком молода, чтобы знать, что такое совесть»). Приведённая
строка сонета, безусловно, отражает авторскую позицию по поводу событий первой
части романа. Любовь Оруали к Психее действительно не знает совести (conscience) в
характерном для художественного мышления К.С. Льюиса христоцентричном смысле
(«con-science» или «со-весть» как общее для Божественной и человеческой личности
знание о душе конкретного человека).
Параграф второй «Герой в свете антропологических представлений автора в
“Космической Трилогии” и романе “Пока мы лиц не обрели”» посвящён
ключевому, по мнению Л.Я. Гинзбург, вопросу литературы – «пониманию человека,
которое писатель воплотил в своих героях» [Гинзбург, 1979: 3]. При этом всякий
литературный герой мыслится как единство авторской концепции человека и
воплощающей её художественной формы, а антропологическая модель писателя
понимается как воспринятая читателем через интерпретацию художественного образа
героя авторская концепция человека. Исходя из этого положения, результаты
проведённого нами антропологически ориентированного анализа типов, форм
созданияиэволюцииобразовглавныхгероев«Космическойтрилогии»,
«Расторжения Брака», и романа «Пока мы лиц не обрели» позволяют сделать ряд
выводов об авторской модели человека. Во-первых, главные герои Льюиса
воплощают средневековый по своему происхождению антропологический идеал
автора, состоящий в гармоничном единстве мудрости и отваги. Идеал человека,
сочетающего храбрость и героизм с милостью, учтивостью и мудростью, по
наблюдению Льюиса, является гениальным открытием средневековой литературы.
Этого идеала не знала античность, тогда как в новое время он распадается на части,
теряя своё изначальное единство. В эссе о средневековой культуре автор отметил:
«Средневековые люди свели воедино два свойства, которые ничуть не связаны. <…>
Мужа брани они учили терпению и милости, потому что они знали по опыту, как ему
это нужно. От человека учтивого и тихого они требовали смелости, зная по опыту,
как часто он трусит» [Льюис, 2016: 29]. Этот идеал Льюис воплотил во всех без
исключения положительных или претерпевающих значительные изменения характера
героях. Этого идеала достигают Питер, Эдмунд, Каспиан и Юстас в «Хрониках
Нарнии». Мудрость и отвагу учится сочетать в себе профессор Рэнсом в космических
путешествиях и во время сражения с Хнакрой и Нелюдем-Уэстоном. Храбрость и
рассудительность приобретает герой «Мерзейшей Мощи» Марк. И в последнем
романе автора «Пока мы лиц не обрели» женские образы – Оруаль и Психея –
проявляют отчаянную смелость и живой ум, стремление к мудрости. Во-вторых,
центром человеческой жизни в художественном мире автора являются отношения
героя и Бога. Центральное место Бога в жизни человека – основная идея
эсхатологического видения Льюиса «Сказание об аде и рае, или Расторжение брака»
и одна из основных идей романа «Пока мы лиц не обрели». Таким образом, в
художественномтворчествеписателяутверждаетсятеоцентрическаямодель
вселенной, в целом характерная для художественного мировосприятия Льюиса 1938–
1950-х годов. В-третьих, развитие главных героев «Космической Трилогии»,
«Расторжения Брака» и романа «Пока мы лиц не обрели» состоит в их эволюции от
мудрого человека (Рэнсом, Льюис в «Расторжении Брака» и «Переландре», Джейн и
Марк Стэддоки, Оруаль и Психея) –homo sapiens до homo liturgicus, человека
сознательно единого или стремящегося к единению с Богом и окружающими
личностями. Пожалуй, наиболее наглядным примером такого рода изменения
протагониста является жизненный путь Оруали, с детства приобщившейся к античной
мудрости своего учителя-философа и современника Платона Лисиуса и обвинившей
богов в несправедливости и безответности. Мудрая правительница царства Глома
Оруаль соглашается примириться с Богом, лишь узнав о том, что спасение и счастье
любимой ею сестры Психеи стали возможны лишь потому, что Оруали было
предназначеноперенеститестрадания,которыепредназначалисьПсихее.
Метафизическое единство душ и судеб героинь в служении Единому Богу,
понимаемое как homo liturgicus, является целью развития образа главной героини в
романе «Пока мы лиц не обрели». Этой же цели достигают и протагонисты
«Космической Трилогии» и «Расторжения Брака». В-четвёртых, свободная воля
человека является причиной как грехопадения («Переландра», «Мерзейшая Мощь»),
так и возвращения человека к Богу («Пока мы лиц не обрели», «Расторжение Брака»).
Выявленная в художественных текстах Льюиса модель человека как составляющая
художественной антропологии автора соотносится с традиционной христианской
концепцией человека, представленной также в эссе и личной переписке автора.
Отмечается также, что прецедентным текстом для романа «Пока мы лиц не обрели» и
«Космической Трилогии» является библейский текст.
Третий параграф «Роль читателя в художественных текстах К.С. Льюиса»
посвящён анализу форм присутствия имплицитного читателя в «Космической
Трилогии», «Расторжении Брака» и романе «Пока мы лиц не обрели». Выявлены
такие формы присутствия имплицитного читателя, как прямое авторское обращение к
читателю, обращение к читателю героини и спор автора и героя о читателе.
Имплицитный читатель «Расторжения Брака» задумывается над этико-религиозными
вопросами, пытаясь найти соответствующие ответы в христианском взгляде на жизнь
sub specie aeternitatis. Главная героиня романа К.С. Льюиса «Пока мы лиц не обрели»
обращается к имплицитному читателю напрямую, призывая его стать судьёй в
ситуации её распри с богами. Имплицитным читателем рукописи Оруали (с точки
зрения героини) является мудрый, образованный и рационалистически мыслящий
грек с развитым даром слова, насмешливо относящийся к любому мистическому
опыту, считая всякий рассказ о таком опыте «сказками поэтов». Следует отметить,
что идеал грека запечатлён в сознании главной героини прежде всего через образ
любимого учителя Лисиуса, который, любуясь младенцем Психеей, заявлял, что она
«прекраснее Афродиты» и не верил ни единому слову Жреца, утверждая, что
рассказы о мистическом опыте являются не более, чем выдумкой. Если имплицитный
читатель главной героини романа – древний грек, то читатель Льюиса – европеец ХХ
века. При этом второй имплицитный читатель может без особого труда разглядеть
свои черты в характере первого. Это грамотность и рационализм, некоторый
скептицизм, недоверие разговорам о мистическом опыте и насмешливое отношение к
вере в религиозные обряды.
Образ имплицитного читателя «Космической Трилогии», романа «Пока мы лиц не
обрели» и «Расторжения Брака» совпадает с концепцией «a literary reader»,
(«литературного читателя»), отражённой в работе «An Experiment in Criticism»
(«Эксперимент в литературной критике») Льюиса.Имплицитный читатель
«Космической Трилогии» интересуется ценностными вопросами. Безусловно, данный
текст обращён к человеку, напряжённо осмысляющему культуру разных веков в
поисках вечных ценностей. Ещё один вектор мышления имплицитного читателя
трилогии – это поиск причин кризиса человеческого существования и возможных
путей его преодоления. В целом, художественный мир трилогии Льюиса является
яркойиллюстрациейсредневековогомироощущения.Воссоздавая(всвоём
воображении) художественный мир данных текстов, читатель постепенно на
художественно-символическомуровнеприобщаетсякмоделимироздания
средневековой Европы. Исходя из этого, следует полагать, что чтение «Космической
Трилогии» не только предполагает наличие интереса к средневековой эстетике у
читателя, но и создаёт предпосылки для более глубокого понимания текстов
средневековыхавторов.Предполагаетсятакже,чтоимплицитныйчитатель
эсхатологического видения «Расторжение Брака» знаком с текстами Данте Алигьери,
Дж. Китса и У. Вордсворта, – к основным идеям этих текстов автор обращается для
разъяснения собственной мысли. Идеи Данте, Китса и Вордсворта иллюстрируют
мысли Льюиса, делая их нагляднее. Очевидно, от имплицитного читателя текстов
Льюиса ожидается вдумчивое и возможно неоднократное чтение, а также отношение
к знакомству с художественным произведением как к значимому жизненному
событию. Таким образом, можно сделать вывод о том, что основные характеристики
имплицитного читателя в художественных текстах Льюиса совпадают с общими
положениями рецептивной теории автора-литературоведа.
В заключении подведены общие итоги проведенного антропологически
ориентированного анализа текстов «Расторжение Брака», «Космическая трилогия» и
«Пока мы лиц не обрели» Льюиса. Сделан вывод о том, что модель мира, отражённая
в литературных произведениях автора, определяет свойства трёх субъектов его
художественной антропологии. Проанализированные тексты Льюиса строятся на
противопоставлении современной и средневековой моделей мироздания с целью их
сопоставления и выявления prо et contra в рамках художественного целого
произведения. Соответственно, взаимодействие внутреннего и внешнего человека в
художественныхпроизведенияхЛьюисавзначительноймереобусловлено
отношениемгероя,атакжеимплицитногоивоплощённогоавторак
актуализированной в тексте модели мироздания. Аксиологический выбор точки
зрения, связанный с глубоким размышлением о различии воссозданных в текстах
моделей вселенной, ожидается и от имплицитного читателя. Выбор писателем
преобладающей модели вселенной, обусловленный центральной идеей произведения,
определяет жанр, сюжет, систему мотивов и аксиологических акцентов в тексте.
Поэтому не случайным представляется обращение автора к популярному в
Средневековье жанру эсхатологического видения («Сказание об аде и рае, или
Расторжение Брака»), выбор позднеантичного хронотопа в романе «Пока мы лиц не
обрели» и сюжет о грехопадении в качестве композиционной основы «Переландры».
АксиологическиеакцентывхудожественнойпрозеЛьюисаоснованына
антропологических идеалах христианской культуры и характеризуются стремлением
к эстетическому совершенству. Анализ «Космической Трилогии» и романа «Пока мы
лиц не обрели» позволяет сделать вывод о духовной эволюции протагонистов,
совершающейсявтеоцентричной,апоотношениюкчеловеку–
антропопериферийной онтодинамике Бытия. Выявленная эволюция главных героев
Льюиса позволяет описать результат художественного развития характера как
восхождение героя от категории homo sapiens к homo liturgicus. Герой, изначально
относящийся к типу мудреца, в результате духовной эволюции становится частью
единого мистического Богочеловеческого организма, обретает нетленную красоту и
святость. Это актуально для таких протагонистов Льюиса, как Элвин Рэнсом и
Оруаль, а также отдельных второстепенных героев: Психеи и Макдональда. Таким
образом, К.С. Льюис утверждает непреходящую ценность человеческой личности и в
художественной форме исследует многообразие форм отношений этой личности с
миром и Богом.
Намечены перспективы дальнейших исследований, в частности, изучение
художественной антропологии творчества К.С. Льюиса на материале раннего
творчества, поэзии автора, аллегории «Кружной путь или Блуждания паломника»,
текстов о Баламуте, многочисленных эссе, лекций, сказок в жанре фэнтези, а также
богатого эпистолярного наследия писателя. Представляется также перспективным
изучение роли средневековой традиции в художественной антропологии не только
К.С. Льюиса, но и других писателей-инклингов: Дж.Р.Р. Толкина, Ч. Уильямса, О.
Барфильда и А. Фокса.
Основное содержание диссертационного исследования отражено в восьми
публикациях общим объемом 3,4 п. л.