Рецепция античных мистерий в творчестве В. Я. Брюсова

Во введении определяются цель и задачи исследования;
обосновывается научная актуальность темы; определяется научная новизна
работы и характеризуется степень изученности выбранной темы;
формулируются предмет, объект, материал исследования, используемая в
исследовании методология; показывается теоретическая и практическая
значимость диссертации; формулируются положения, выносимые на защиту;
приводятся сведения об апробации результатов исследования.
Первая глава работы «Античная мистериальная традиция в
литературно-художественном сознании русского модернизма» состоит из
трех параграфов и посвящена обоснованию обращения В.Я. Брюсова и его
современников к мистериальной традиции античности.
В параграфе 1.1 «Культурно-исторический аспект античной
мистерии» обосновывается внимание Брюсова к античным мифам об Изиде
и Озирисе, Деметре и Персефоне, Орфее и Дионисе, которые способствовали
развитию популярной у символистов идеи «всеединства» и мифотворчества.
Освоение указанных древнеегипетских и древнегреческих мифов выразилось
у Брюсова в создании на протяжении всей жизни стихотворений, в которых
воплотились и в разной степени раскрылись образы и мотивы мистериальных
мифов: «Я — жрец Изиды светлокудрой; // Я был воспитан в храме Фта»
(«Жрец Изиды», 1900), «Низойди в свой мир, Деметра, // Воззови уснувших,
мать!» («К Деметре», 1904), «Орфей, сын бога, мой учитель, // Меж тигров
так когда-то пел…» («Ученик Орфея», 1918)29.
Символика древних мифов выразила нисхождение мировой души в
материальную плоть мира, и в результате их слияния произошел «синтез» –
всеохватное одухотворение и оживление бытия, воспринятое Брюсовым и
современниками как мистерия Духа. Мифология преображения была
выражена в сходной символике «нисхождения» и «восхождения», которая
разнообразилась в мотивных образах «зерна», «страдающего бога»,
«умирания» и «воскрешения» и стала одним из наиболее востребованных
предметов внимания и искусства в произведениях символистов. Жизнь,
история культуры и искусства воспринимались ими в мифо-символических
проекциях «нисхождения» и «восхождения». Для них «вся действительность
есть полотно, сотканное непрерывным, упорным и вдохновенным трудом
бесчисленных мастеров, среди которых возвышаются отдельные пики
человеческого величия: Данте, Гете, Новалис, Ницше, Соловьев. Традиция –
это златая цепь многократных восхождений и нисхождений, связывающая
подлунный мир с его потусторонней заданностью»30. Изучение античной
мистериальной традиции и поиск новых методов понимания духовности,
Здесь и далее стихотворения цитируются с указанием тома и страниц по: Брюсов В.Я.
Собрание сочинений: в 7-ми т. М.:Худож.лит.,1975: Т. 1. С. 222, Т. 1. С. 383; Т.3. С. 10.
Марченков В.Л. Мифологический статус эстетических учений Серебряного века //
Античность и культура Серебряного века: к 85-летию А.А. Тахо-Годи / [отв.ред.,сост. Е.А
Тахо-Годи]. М.: Наука, 2010, С. 31.
способствовали формированию «наук о духе» (Дильтей), сочетанию
рационального, религиозно-философского и герменевтического методов,
которые расширили традиционные представления о связях духовных и
материальных сфер и позволили создать новую художественную картину
мира. Был накоплен новый научный опыт изучения античных мистерий и
античности в целом, позволивший проследить развитие мистериальной темы
в творчестве Брюсова.
В параграфе 1.2. «Отражение античных мистерий в европейской и
русской литературно-художественной традиции» преимущественное
внимание уделено фактам использования мистериальной образности в
произведениях европейской и русской литературы, которые находились в
круге чтения В.Я. Брюсова. В процессе исследования выяснилось, что особое
влияние на Брюсова оказали образы духовного преображения героев в
«Энеиде» Вергилия, «Золотом осле» Апулея, «Божественной комедии»
Данте, «Фаусте» Гете, «Учениках в Саисе» и «Генрихе фон Офтердингене»
Новалиса, «Смерти Эмпедокла» Гёльдерлина, стихотворениях Пушкина,
Тютчева. В параграфе акцентируется внимание на установленном мотивном
и повествовательном сходстве в изображении «путешествий-посвящений»
героев в «Золотом осле», «Божественной комедии», «Фаусте» и романах
Брюсова «Огненный ангел», «Алтарь Победы» и «Юпитер поверженный». В
своих романах Брюсов творчески преобразил традицию изображения
мистических странствий героев античных, средневековых и ренессансных
произведений в новой авантюрно-повествовательной форме символистского
романа.
В процессе претворения мистерии героя-«ученика» в художественном
произведении Брюсов опирался на традицию немецких (Гёльдерлин,
Новалис) и русских (В.Ф. Одоевский, А.С. Пушкин, А.К. Толстой, Ф.И.
Тютчев) писателей изображать художников как наставников и пророков
«Пушкин был не только великий поэт: он был учитель поколений..»31.
Брюсов полагал, что поэт должен стать учителем для человечества и,
подобно пушкинскому «пророку», претерпеть духовное преображение, стать
провидцем. Символика «нисхождения» и «восхождения», таким образом,
поэтически проецировалась на судьбу художника и искусство. В наибольшей
степени это отразилось у символистов В. Брюсова, А. Белого, Вяч. Иванова.
Искусство, в понимании Брюсова, есть «постижение мира иными, не
рассудочными путями. Искусство – то, что в других областях мы называем
откровением»32, и задача поэта – сообщать это откровение миру реальному.
В параграфе 1.3. «Мистериальность в рецепции русского
символизма и творческом сознании В.Я. Брюсова» обосновывается
актуальность античных мистерий в среде русских символистов, искавших
Брюсов В.Я. Пушкин-мастер // Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7-ми т. – М.: Худож.
лит., 1974. Т. 7. С.165.
Брюсов В.Я. Ключи тайн // Брюсов В.Я. Собрание сочинений в 7-ми т., М.: Худож.лит.,
1973. Т.6. С. 91.
новые пути духовного развития, которое было основополагающим
принципом жизнетворчества Брюсова: «Начать “новую жизнь” можно только
восходя на высшую ступень лестницы. Душа или идет вперед или погибает.
Это – закон. Движение остановившееся равно смерти. Кто хочет жить, того
сила самосохранения заставляет становиться прекраснее, выше, благороднее.
Совершенствование не моральное требование, но внутренняя потребность
духовного организма»33. Развитию мистериальной темы у Брюсова
способствовало общение с Вяч Ивановым. Брюсов испытал существенное
влияние его идей: в переписке поэты демонстрировали огромный интерес к
эстетическому потенциалу античных мистерий и обсуждали «мистерии
творчества» с присущими им мистериальными образами и символами. Для
Вяч. Иванова мистерия духа была одной из фундаментальных идей всего
творчества. М.М. Бахтин определил его творческий метод как «восхождение»
сознания поэта в мир идей и «нисхождение» в материальный мир слова и
текста34. Восприятие поэтического творчества как мистерии сказалось и на
творческом поведении Брюсова. Известная поза «жреца», со скрещенными
руками, являлась выражением его мистериальных увлечений, перенесенных
им из образов «мистических погружений» в область действительной жизни.
Внимание обоих поэтов, как и многих других символистов, привлекал
символ, обладающий бесконечным эстетическим и содержательным
потенциалом: «Только через символы мы можем влить в душу стихотворения
его истинное содержание, которое есть не сюжет, не такая-то отвлеченная
идея (в лучшем случае все это, как я назвал, «стебель»), а то сокровенное, что
иным образом выражено быть не может»35. В их понимании символ являлся
формой, содержащей в себе истины в «свернутом» виде, которые могут
открыться в процессе созерцания символа. Постижение символа приводит к
раскрытию неочевидных причинно-следственных связей бытового и
бытийного уровней мироздания. Как замечают исследователи, символисты
погрузились в осваивание всемирной культуры, что отразилось не только в
массовой публикации сочинений и переводов философских, мистических,
исторических и художественных текстов в периодике («Северный вестник»,
«Весы», «Мир искусства», «Вопросы жизни», «Новый путь», «Аполлон» и
другие), но и в попытке проникнуть и понять историю как единый духовный
процесс: «Среду, породившую русский символизм, охватила подлинная
эпидемия всемирности. <…> Современники великих троянских раскопок,
символисты остро ощущали поэзию археологии»36. У символистов история
Петровская Н.И. Из «Воспоминаний» // Литературное наследство. Валерий Брюсов. Т.
85 / Под ред Н. А. Щербиной. М.: Наука, 1976. С. 796.
Бахтин М.М. Из лекций по истории русской литературы. Вячеслав Иванов // Эстетика
словесного творчества / Сост. С. Г. Бочаров, примеч. С. С. Аверинцев и С. Г. Бочаров. М.,
1979, С 375.
Брюсов В.Я. Здравого смысла тартарары. Диалог о футуризме // Брюсов В. Я. Собрание
сочинений: В 7-ми т. – М.: Худож. лит., 1974. Т. 6, С. 430.
История русской литературы: ХХ век: Серебряный век / Под.ред. Ж. Нива, И. Сермана,
В. Страды и Е. Эткинда. – М.: Изд. группа «Прогресс» – «Литера», 1995. С. 80.
приобретала ключевое значение, она рассказывала о человеческой единой
судьбе, пути, раскрывающемся через частные жизни и события, как полагает
Г.М. Ибатуллина: «Возникает мысль о мистериальности самой человеческой
природы, человеческой жизни, человеческого существа. Индивидуальная,
даже самая конкретно-житейская биография, история моего соседа,
рассказанная мне другим соседом, становится повторением и воплощением
исторического, культурного, духовного опыта человечества, законов его
развития»37. Изменение мировоззренческой и исторической парадигм
требовало от символистов осмысления истории и своего места в ней через
сопоставление с другими историческими кризисными периодами38. История
начинает восприниматься символистами как претворение «мифической»,
вечной человеческой драмы в реалиях земной жизни, в конкретно-
историческом времени, где история — не череда беспричинных убийств и
потрясений, а осуществление божественного плана.
Чтобы понять историю, ее надо прочувствовать, что и делает поэт:
история становится объектом переживания. Через прочувствование истории
поэту (художнику) открывается «дух времени», который он воссоздает в
своих творениях через стилизацию и реконструкцию исторического события,
периода, факта. Брюсов как творец, сочетающий в себе ипостаси ученого и
поэта, историка и художника, способный прочувствовать историю, отражает
«дух времени» в своих произведениях. Анализ произведений Брюсова
позволяет сделать вывод, что в творчестве поэта история представлена как
мистериальный процесс развития человеческого духа, где бытовое
пространство отражает и воплощает то, что предначертано свыше.
Вторая глава «Мотивы, образы и символы античных мистерий в
творческой рецепции В.Я. Брюсова» посвящена выявлению и анализу
мистериальных мотивов и символов в поэзии и романах В.Я. Брюсова. В
параграфе «2.1 Восприятие истории как мистерии в поэзии В.Я.
Брюсова» уточняется мифопоэтическая концепция истории, выразившаяся в
корпусе лирических произведений. Опираясь на представление
исследователей о стремлениях поэта к поиску символического единства
исторических и культурных эпох и масштабным философско-эстетическим
обобщениям, необходимо отметить, что причинно-следственные связи
исторического развития понимались Брюсовым как событийно-историческое
осуществление духовных потенций мира, знания о которых запечатлела и
сохранила человеческая культура. Брюсова занимали не исторические факты
сами по себе, а диалектически осуществленные в них духовные цели. Он
создает собственный художественный миф о живой, умирающей и
Поэтика русской литературы XIX века (вторая половина): пути образотворчества и
смыслопорождения: коллективная монография / В. А. Беглов, М. Ш. Кагарманова, Г. М.
Ибатуллина и др. – Стерлитамак: Стерлитамак. гос. академия им. Зайнаб Биишевой, 2011,
С. 232.
Иванов В.И. Религия дионисийства; Мережковский Д.С. Христос и Антихрист; Брюсов
В.Я. Огненный ангел; Алтарь Победы; Бальмонт К.Д. Край Озириса. Египетские очерки и
другие.
возрождающейся природе истории. Мифологизированная история
человечества начинается для Брюсова в герметических знаниях, символах,
памятниках древних цивилизаций Атлантиды и Лемурии, затем Египта и
Эгейи. Лирический герой предстает в образе их «посвященных»
представителей и ожидает от людей понимания великого духовно-
исторического замысла: «Народы! идя по земле, // В сомнениях, в праве и
зле, // Живите божественной тайной! // Вы связаны все не случайно // В
единую духом семью! <…> Мы бросили вам семена. // Когда ж всколосится
посев Атлантиды? // Мы ждем. Пирамиды! («Пирамиды», 1917)39. Брюсов
изображает образно персонифицированного автора и его лирических героев
как живых участников мировой истории, обязанных проникнуться ее
скрытыми смыслами и целями.
Чтобы стать сопричастными мировой мистерии культуры, героям
Брюсова необходимо пройти «посвящение» в опыте внутреннего
преображения. Таким образом, мистерия героя становится главным
предметом изображения в стихотворениях, анализируемых в параграфе 2.2.
«Автор и лирический герой в поэтической мистерии В.Я. Брюсова».
Параграф посвящен раскрытию образов «посвящений» и мистериального
пространства, в котором они осуществляются.
Стихотворения с мистериальной структурой обнаружили два
тождественных друг другу образа «посвященного наставника» и
вступающего в мистериальное пространство «ученика». Переход в
пространство мистерии характеризуется сознательной отрешенностью героя
от своей прошлой обыденной прозаической жизни и осуществляется в
мотивной образности «нисхождения/восхождения»: созерцания «иного»
мира, поиска, блужданий, испытаний, «умирания» и воскрешения» («В
ночном лесу, где мгла и сыро, // Ищу тропу, // Иду по ней и к тайнам мира, //
И вспять, в толпу» («Вот брошен я какой-то силой», 1901); «Лежу в земле, и
сон мой смутен… // В открытом поле надо мной // Гуляет, волен и беспутен, //
Январский ветер ледяной» («Зерно», 1909)40.
Мотивная структура «посвящения» героев реализуется с помощью
поэтической неомифологизации античных символов «зерна», «сфинкса»,
«асфоделя», «бездны», «посоха», «факела», «нити», «лабиринта»,
«лестницы», «башни» («Мрак тускнел и рос без меры, // К небу высились
столпы… // Я стоял у врат пещеры… // Мимо не было тропы..» («Сфинкс»,
1903); «Я, путешественник случайный, / На подвиг трудный обречен. / Мстит
лабиринт! Святые тайны // Не выдает пришельцам он» («Нить Ариадны»,
1902)41. В мистерию героя вовлекаются божества, герои и персонажи древних
мифов: Озирис, Изида, Тот, Деметра, Дионис, Орфей, аргонавты, вакханки,
мумии.
Т. 2. С. 318.
Т. 3. С. 268; Т. 2. С. 26.
Т. 3. С. 282; Т. 1. С. 275.
В хронотопе поэтических мистерий Брюсова мир земной и
трансцендентный сосуществуют нераздельно. Лирический герой находится
между ними. «Пограничным» оказывается и его внутреннее состояние:
ситуация «порога» лишает его сознание былой определенности, максимально
драматизирует душевные переживания перед необходимостью сделать
следующий шаг в «бездну» неведомого «пути» («И нет огней земли, и нет
полночных птиц, // И в страшной пустоте висит мой путь железный»
(«Всхождение», 1914)42.
В параграфе 2.3. «Мотивы и образы посвящения в романах В.
Брюсова»анализируетсяхудожественныйопытмистериального
преображения героев в романах «Огненный ангел», «Алтарь Победы»,
«Юпитер поверженный». Здесь писатель ставит перед собой более сложную
задачу: в частных судьбах протагонистов, предстающих носителями
культурно-исторического сознания XVI-го («Огненный ангел») и IV
(«Алтарь Победы», «Юпитер поверженный») веков, раскрыть духовную
эволюцию европейского человека. Авантюрные путешествия Рупрехта и
Юния, устремляющихся к поиску нового жизненного опыта и впечатлений,
предстают как романная форма поиска и обретения смысла существования,
метафизическихопорхудожественнымсознаниеммодернистов,
сформированным кризисом переходных эпох. В исторических стилизациях
Брюсов достоверно передал объективную потребность человека в
обновлении представлений о смысле своей жизни, которая воспринималась
как путь мучительных испытаний к чистоте своего внутреннего источника. В
романах Брюсов-историк сумел достичь единства с Брюсовым-художником:
в его персонажах современники узнавали собственные искания, присущие их
периоду смены культурных эпох.
Мистериальное пространство «пути» возникает в переходный период
душевного состояния героев и наделено той же символической образностью,
что и в поэзии: сумрачностью, светом свечей, факелов, обилием теней,
тишиной или мистическим шепотом, сопровождающих героев в тесноте
«подземелий», «лестниц», «башен». Блуждания героев в «лабиринте» души
совершается в «нисхождении», где каждое событие разрушает представления
героев о себе прежних и о жизни в целом («В самом деле, шаг за шагом,
ступень за ступенью, заставила меня судьба спуститься в глубины, столь
далекие от всех моих прежних планов и намерений, что былая жизнь уже
представлялась мне словно снежная вершина за облаками»)43.
«Искусительницами» героев становятся их любимые женщины (Рената у
Рупрехта; Гесперия и Рея у Юния), которые наделены двойственным
характером, змеиными чертами и мистической притягательностью.
Трагическая любовь к ним является необходимым условием мистерии героев.
Т 3. С. 335.
Брюсов В.Я. Огненный ангел // Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7-ми т. – М.:
Худож. лит., 1974. Т. 4. С. 211.
Опыт самоотречения приводит к изменению сознания героев, которое
следует рассматривать как ступень мистериального «восхождения». Они
продолжают земной путь, осознают невозможность возвращения к прежней
жизни, но не раскаиваются в своих поступках, поскольку чувствуют, что
пережитые душевные потрясения являются необходимым условием
движения к постижению истинных смыслов и высших ценностей
человеческого бытия. Таким образом, частные истории поступательного
преображения героев становятся у Брюсова отражением и подобием единой
мистерии человеческого духа.
В Заключении подведены итоги работы. В исследуемых
произведениях найдены подтверждения факту моделирования автором
различных образных версий мистериального преображения героев,
подобного тому, которое практиковалось в античных мистериях и
изображалось в литературно-художественной традиции. Созданный
Брюсовым образ поэта-жреца искусства реализуется в поэзии и романах в
виде автора-«наставника», подвергающего своих героев-«учеников»
символическим испытаниям, сходным с испытаниями в древнеегипетских и
древнегреческих мистериях. Религиозный акт «жрец – мистерия – божество»
проецируется на поэтическое творчество и получает образное выражение в
сакральном служении поэта искусству. Мистериальное пространство, в
котором происходит «посвящение», возникает в сознании героев на
воображаемой границе физического и мистического миров и состоит из
художественнопреображенноймифо-символическойобразности
(«нисхождение/восхождение»), в которой преодолевается «профанное»
мировосприятие и приобретается новое качество сознания, новый духовный
опыт. Отправляя героев по пути испытаний, автор-«наставник» доводит их
до предела психологических возможностей, заставляет пережить
символическую «смерть» самоотречения и взойти на новую ступень
восприятия и понимания жизни.