Система мифологических мотивов и мифообразов романа Л.Н. Толстого “Воскресение”
ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………………3
ГЛАВА 1. Танатологические мотивы………………………………………….….38
1.1. Мотив смерти……………………………………………………………………38
1.2. Онирические мотивы……………………………………………………………65
1.3. Мотив суда……………………………………………………………………….76
ГЛАВА 2. Сотериологические мотивы……………………………………………..91
2.1. Сочетание мотивов блуда и спасения…………………………………………..91
2.2. Мотив пути………………………………………………….…………………..103
2.3. Мотив искушения/испытания…………………………………………………..124
ГЛАВА 3. Эсхатологические мотивы……………….…………………………..142
3.1. Мотивы подземного и божьего царства…………………………………….142
3.2. Мотив воскресения/воскрешения…………………….……………………..154
3.3. Мотив воды …………………………………………………………………..173
3.4. Мотив откровения (благой вести)……….……………………………………192
ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………………….213
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК…………………………………………..226
Во Введении определены актуальность и проблема исследования, степень разработанности темы; объект, предмет, материал, цель и задачи исследования. Обозначены методологическая и теоретическая основы исследования, ведущие методы. Раскрыты теоретическая и практическая значимость работы, её научная новизна. Приведены сведения об апробации и структуре исследования.
В главе 1 «Танатологические мотивы» выделяются три раздела. В разделе 1.1. «Мотив смерти» исследуются мотивы смерти и умирания/возрождения. С мотивом смерти связаны вестиментарный код (когда герои носят черную или нелепую одежду), «разноцветность» Пасхального богослужения, антропоним Ферапонт Емельянович Смельков. Оргия в гостинице «Мавритания» (название переводится как «Западный край», а запад – символ угасания, умирания) напоминает ритуал, имеющий праоснову новогодней, масленичной обрядности. Мотив умирания/возрождения божества связан с образом Масловой, что подтверждает антропоним, мотивы белого и черного цвета в портрете героини, подчеркивающие символику смерти и жизни. Маслова «умерла», когда согласилась пойти в публичный дом: желтое с черным платье, в котором она себя представила, символизирует распад (осень), смерть. Мотив умирания/возрождения усиливается мотивом числа 7, символами: камера уголовников (символ места смерти и воскресения божества), Кораблева (символ церкви и спасения в христианстве), 12 женщин (апостолы), 3 ребенка (3 дня, через которые Маслова должна «воскреснуть»). Героиня как жертва достигает на суде «полноты испытания»: символически это выражено в эпизоде, где она взяла от купца 40 рублей (число 40 «выражает собой полноту испытания»1).
Мотив умирания/возрождения связан с образом Нехлюдова и эксплицитно выражен мифологемой князь. Динамика, прослеживающаяся в ее коннотациях в романе, позволяет рассматривать образ героя на фоне мифомотивов, связанных с мифологемой апостола Петра. Имя, отчество и фамилия главного героя имплицитно соотносятся с мифологемами, принадлежащими и к языческой, и к христианской культуре, связанными с мотивом умирания/возрождения. Имя Дмитрий отсылает к культу земледелия, Элевсинским мистериям, идее умирания/возрождения, отчество Иванович отсылает к мифологеме бог. К личностному мифу относятся мотивы смерти и свободы, связанные с «лошадиным» мотивом и фамилией героя Нехлюдов.
С мотивом умирания связаны урбанистические мотивы.
В разделе 1.2. «Онирические мотивы» рассматриваются мотивы сна, бессонницы, сновидения и воспоминания: они представляются неотделимыми от мотива смерти. Все воспоминания героев способствуют их нравственному пробуждению. Сон же, напротив, связывает с реальностью и вводит в царство смерти. Такое понимание сна близко к христианскому пониманию, и Нехлюдов мало спит, его мучает бессонница. Маслова в публичном доме спала утром и
1 Емельянов А. Нумерология библейская // Азбука веры. 2015. [Электронный ресурс] URL: https://azbyka.ru/numerologiya-biblejskaya (дата обращения: 10.01.2021).
днем: ночь для нее стала реальностью, а утро и день – сном. В день суда происходит соприкосновение границ иллюзии и реальности (сна и яви), на суде многие находились в полусонном состоянии, т.е. ощущали присутствие реальности, которую олицетворяла собой Маслова (т. к. днем она обычно спит). «Просыпается», погружаясь в воспоминания, один Нехлюдов.
Нехлюдов видит сон, где Маслова превращается в лягушку. Смысл сновидения в том, что герой не может перестать относиться к себе как к князю, что обесценивает его нравственные «потуги». Символический код сна выстраивает парадигму, где рапсодия Листа соединяется с этюдами Клементи, с пением соловьев (символизируют любовные муки и радости) и кваканьем лягушек (символ хтонической природы,
контекстом). мотивом поиска утраченного счастья, где под «счастьем» понимается иномирный супруг/супруга.
С мотивом сна–пробуждения переплетены мотивы воспоминания и узнавания, которые являются также указанием на реализацию орфического сюжета в литературе. Следуя за Масловой, герой будто спускается в иномирье, при выходе из которого нельзя не оглянуться, нельзя не вспомнить того, что было утрачено.
проснулся к настоящей действительности» [32, 427]. Время завершилось. Нехлюдов читает Евангелие, после которого «не спал всю ночь» [32, 444], приходит к озарению, после чего, вероятно, уснет (как
физически, так и метафорически), с тем, чтобы проснуться в новой реальности. В разделе 1.3. «Мотив суда» рассматривается мотив суда. Путь Масловой на суд ассоциируется с евангельским описанием пути Христа на Голгофу. Из- под ног арестантки вылетает голубь. В Евангелии повествуется о появлении голубя над головой Христа во время его крещения (символ Святого Духа); образ голубя обладает «космогоническим», «медиаторным», «символизирующим любовь и продолжение рода» и «сострадательным» смыслом1. Суд происходит в пятницу 28 апреля (любимое, сакральное число в личностном мифе писателя), и в мифологическом плане романа этот день – «страстная пятница». В описании помещения суда повторяется число 3, текст построен на пространственных антитезах, экфрасис связан с танатосом. Мотив зеленого цвета сочетается с мотивом дуба, где мифологема дуб связывается со смертью и Голгофой Христа, и с языческими святилищами друидов, почитавшимися в Европе. Поведение «заседающих» похоже на ритуальную игру и ассоциируется с мифологией игры (см. Й.Хёйзинга, «Homo Ludens»), бросанием костей на суде в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле; аналогия подчеркивает мысль о том, что суд абсурден. На суде присутствуют «зрители: три женщины и один кучер» [32,71]; при казни Христа около него находились женщины и мужчина (Мк. 15:40–41; Мф. 27:55–56; Ин. 19:25–27). Маслова представляется Любовью.
1 Шафранская Э.Ф. Синдром голубки (Мифопоэтика прозы Дины Рубиной). СПб.: Свое издательство, 2012. С. 8–9.
Антропогонический смысл мотива лягушки соединяется с
Мотив сна/пробуждения усиливается мотивом числа 12 и
достигает смысловой завершенности в эпизоде, где Нехлюдов на обеде у
сибирского генерала чувствует, что «
сочетающийся с космогоническим
Толстой понимание Бога строил на тезисе, что Бог – прежде всего любовь. С Масловой судят Картинкина и Бочкову. Христос был распят между двумя разбойниками (Лк. 23:32–33, 39–43). Председатель уверен, что Маслова невиновна («параллель» с Пилатом). Символика сокамерниц связана не только с собранием апостолов, но и с мотивом судьбы и Мойр: 3
«Не такую бы мне судьбу надо…» [32, 116]).
Мотив числа 10, связанный с мотивом суда, символизирует всецелостность, совершенство, и аллегорически указывает на то, что Маслова будет вести главного героя к спасению. Суд в романе как топос приобретает высший смысл, соответствующий символике Центра Мира; это и начало развития событий, и кульминация, и своего рода финал. Мотив суда «запускает» «колесо Закона» и разворачивает процессы метанойи, изменения судьбы и
возрождения героев.
В главе 2. «Сотериологические мотивы» три раздела. В разделе 2.1.
«Сочетание мотивов блуда и спасения» Маслова рассматривается как деифицированный персонаж. Связанные
истории рождения Масловой пародируется место рождения Христа (ясли, где был скот) и обращение к нему «Спаситель». Но мотив спасения в судьбе героини оказывается связанным не только с христианской мифологией. Маслова – шестой ребенок. Этот факт отсылает и к Библии (человек сотворен на шестой день), и к эпизоду рождения Зевса (шестого ребенка) в древнегреческой
мифологии (см. Аполлодор, «Мифологическая библиотека»).
Вестиментарный мотив в сочетании с мотивами блуда и спасения
эксплицитно представлен в эпизоде, где Маслова вспоминает, как, одетая во все красное, ждала в публичном доме студента, хотевшего выкупить её в Масленичную неделю. В Масленицу сжигали женское чучело (красиво наряженное; красиво=красно), чтобы проводить зиму (смерть) и встретить весну (жизнь). Маслова-блудница соотносится с этим чучелом, которое не сожгли: следовательно, жизнь-в-смерти не наступила. С этими мифомотивами связана парадоксальность, характерная для пантеистического учения, астральной и солярной мифологии. Блуд (Масловой) продолжается, т. к. «спаситель» не появился. И наоборот: «спаситель» (Маслова) не явилась в «мир», потому как там все еще продолжается блуд. Таким образом, Масленичная неделя в романе становится лиминальной седмицей, временем сотерии, которая должна завершиться экпиросисом, но не завершается.
Понимание сочетания мотива блуда и спасения у Толстого восходит к древним солярным и «вегетативным» верованиям народов. Мотив блуда сочетается с мотивом «красивой женщины» и несет в себе отголоски древнейших воззрений на женщину как на символ возрождения, плодородия, как на храмовую жрицу, которая сама спасается и приобщается к высшим сферам, и других ведет к спасению. Половой акт при этом – необходимая символика, подобная той, что присутствовала в древних аграрных культах. Распутство
обращается к ней:
женщины в камере
шьют. Кораблева символизирует также образ Судьбы-богини (Маслова
с образом Масловой мифомотивы
пересекаются с мотивами жизнеописания Христа. В
Масловой не препятствует, по мысли автора, ее святости. Мотив блуда и спасения в романе почти сливаются, и «“блуд” оказывается метафорой спасения»1. О том, что в «Воскресении» мотив спасения находится в тесной связи с мотивом блуда, свидетельствует и «текст в тексте» романа: отсылки к произведениям Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева, В.М. Гаршина, А. Дюма. Блуд Масловой, в конечном счете, инвертируется в спасение Нехлюдова, а действия главного героя по спасению Масловой открывают ему его собственную картину блуда.
В разделе 2.2. «Мотив пути» мотив пути исследуется как синоним мотива нравственного преображения. Путь Нехлюдова (а шире – его жизнь как путь) – постановка нравственно-социальных вопросов, волновавших Толстого, попытка их решения. Начало пути Нехлюдова репрезентируется реминисценцией из Евангелия, где описывается знамение в момент казни Христа: «И вот, завеса в храме раздралась надвое» (Мф. 27:51). Во время суда Нехлюдову представилось, что его прошлой жизни «страшная завеса <...> колебалась» [32, 78]. Настала новая жизнь. Как первый шаг на этом пути, Маслова предлагает «похлопотать» о Меньшовых: фамилия ассоциируется со словами Христа «…Как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40). Мотив пути отражает важную сторону личностного религиозно-философского мифа Толстого: полезную и практическую деятельность Толстой полагал путем к разумению. Чем больше Нехлюдов хлопочет о других, тем ближе к нему становится Маслова, и тем явственней герой переходит из смерти в жизнь.
Мотив пути в метафизическом и в физическом плане разбит на «циклы». В этой связи обнаруживаются сходные с «Божественной комедией» Данте мотивы: жары, воды, огня, женщины-спасительницы. Каждый круг чистилища у Данте символизирует определенный грех; образы заключенных в «Воскресении» представляют собой персонификации греха. Данте приходит к Истине через беседы о божественном, Нехлюдов – через чтение Евангелия.
Мотив пути, связанный с арестантами, переходит и в «физическую» плоскость, где поезд, пароход, паром выступают символами. Мотив пути усиливается мотивом ч
символика образа Троицы угадывается в эпизоде, где Нехлюдов видит трех спящих арестантов в сенях.
Арестанты – персонифицированные репрезентанты мотива пути, и ассоциируются с евангельскими «разумными» и «неразумными» девами (Мф. 25:1–13). Мотив пути, связанный с образами «разумных», сочетается с мотивами смирения, сострадания, непротивления злу насилием, а мотив пути, связанный с образами «неразумных», представляется в сочетании с мотивами борьбы, насилия. Мотив пути, связанный с образом Набатова, сочетается с мотивом общинности, у Новодворова – с мотивом тщеславия, у Крыльцова – с мотивами веры, крыла, с мифологемой семя и евангельским мотивом «птицы небесной» (Мф.6:26). Последний мотив характерен для концептосферы
1 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. С. 79.
исла 5, символизирующим нравственное преображение.
Число 5 сочетается с числом 3;
Толстого (о «птицах небесных» вспоминал князь Андрей в «Войне и мире», лейтмотив организует идейную структуру драмы «Власть тьмы» и некоторых дневниковых записей), и данному евангельскому фрагменту писатель придает дополнительные смысловые оттенки.
Все вариации мотива пути, связанные с образами арестантов, Толстой «подытоживает» в эпизоде, где из горла Крыльцова хлынула кровь, что символизирует невозможность победы над злом насилием. Такой путь – тупик.
В разделе 2.3. «Мотив искушения/испытания» понятия «искушение» и «испытание» синонимичны. Искушениям подвергаются все герои. Мотив искушения Нехлюдова связан с мифологемой петух, переплетается с мотивами предательства и воспоминания и ассоциируется с повествованием об искушении апостола Петра (Лк. 22:33–34, 54–61). Мотив искушения сочетается с мотивом «влюбления», имплицитно восходящим к ритуальному действу. С искушением связан характерный для Толстого мотив ягод, тайна которого кроется в «ягодной травме»1 писателя (глаза Масловой сравниваются с мокрой смородиной). Название имения Паново ассоциируется с садом «хозяина» и с Гефсиманским садом (у подножия Елеонской горы), откуда Христос вознесся на небо (Нехлюдов играет с детьми, которые приехали в Вознесенье), Елеонская гора называется также Масличной, что перекликается с фамилией Маслова. Мотив искушения сопрягается с мотивом грехопадения в сочетании с мотивом воды. Мотив воды, мифологема дождь порождают мотив выбора. Но неверный выбор предчувствуется: нарушение табу (полы моют в Страстную пятницу, лакей занимается чисткой, Нехлюдов радуется) несет трагические последствия.
Испытания повторяются трижды. Акцентируется троичность: интимная связь случается через 3 года после влюбленности,
о в личностной мифологии Толстого – разрушение. Если Христос, проповедовавший народу три года, сравнивал свое тело с храмом, который он может построить в три дня (Ин. 2:19–21), то у Толстого инверсия: Нехлюдов разрушил свой храм по истечении трех лет, в три
дня, на третий день приезда к тетушкам.
Маслова не устояла против третьего искушения, сделав выбор в пользу
публичного дома. Но в личностной мифологии Толстого видимое грехопадение не означает такового, а в эпизоде искушения Христа «диавола можно считать столько же победителем, сколько и Иисуса» [24, 79]. Следовательно, Маслова после падения остается все той же божественной сущностью, как и ранее.
Мотив испытания связан с мотивом заблуждения. «Домашние» со своими заблуждениями подвергают Нехлюдова наибольшим испытаниям («И враги человеку – домашние его» (Мф. 10:36)). В мотиве заблуждения – цепь мотивов, первое звено которой, связанное с образами Мисси Корчагиной, Марьи Васильевны, Mariette, раскрывает мысль о неискренности в интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Второе «звено» – мотив власти,
1 Полтавец Е.Ю. Мифопоэтика «Войны и мира» Л.Н. Толстого. С. 134.
героя в Панове, после третьего «подхода» с поцелуями и т.д. В Библии число 3
на третий день пребывания
символизирует триединство Бога, н
15
связанный с образами Чарских, Кизеветера, Кригсмутом (с нем. «дух войны»). Образ Кизеветера (с нем. «брат деньгам») связан с мотивом денег. Мотив испытания в сочетании с мотивом встречи значим в эпизоде (где Нехлюдов встречается с семейством Шустовых), который ассоциативно пересекается с историей из «Деяний апостольских» о сотнике Корнилии (Деян. 10:1–48).
Мотив испытания сопровождается музыкальным экфрасисом:
рапсодией No 2 Ф. Листа (символизирует препятствия героя), этюдом М. Клементи (символизирует скорый «темп» на пути к возрождению), симфонией No 5 Бетховена, где тема
«через борьбу к победе» символизирует конец испытаний для Нехлюдова.
В главе 3. «Эсхатологические мотивы» четыре раздела. В разделе 3.1. «Мотивы подземного и божьего царства» исследуется сочетание данных мотивов с мотивами смерти, спасения, испытания, пути. В мотиве божьего царства особенность: божье царство в личностной мифологии Толстого может быть обретено практической деятельностью и только на земле1. Мотив царств в романе находится в тесной связи с мотивами семьи и ребенка: дети маркируют присутствие царства божьего и ассоциируются с евангельскими высказываниями Христа о детях (Мф. 18:3; Мк. 10:14; Мф. 8:4). Образа благополучной семьи в романе нет, что символизирует разрушение божьего царства. Разрозненные детские образы антиномичны образам взрослых, но в этой антиномии есть и единство, связь жизни со смертью. Больше всего детей (жизни) в Панове и в камере уголовниц. Божье царство (девочка) есть среди политических. Автор размышляет о том, почему трудно строить божье царство и почему невинные дети, вырастая, становятся жестокими. Ответ в сцене тюремного богослужения, где священник «делал всё то, что он делал, потому что с детства был воспитан на том» [32, 138]. Как строится и разрушается божье царство, описано на примере чувств детей в эпизоде, где толпа арестантов останавливает дорожное движение. Символика подземного царства также связана с образами детей. Дети в Панове ассоциируются с привидениями из мифа об Одиссее. «Ребята: белый, дымчатый и розовый» [32, 215] – как души мертвых, находящиеся в царстве Аида: призрачны, обессилены и нуждаются в крови. Опять обнаруживаются общие с «Божественной комедией» Данте мотивы подземного царства, сна, женщины-спасительницы, воды, грязи, нечистоты (навоза), крови. Мотивы подземного и божьего царства напоминают орфические мотивы, которые ассоциируются со стихотворением «Три подвига» Вл. Соловьева: Нехлюдов символически совершает 3 подвига: видит красоту (Маслову), исправляет в меру сил зло, которое ей причинил (становится нравственным) и вызволяет ее из «подземного царства», как Орфей Эвридику. Орфические мотивы «Воскресения» обнаруживают интертекстуальные связи с произведениями, посвященными описанию элевсинских мистерий, с мотивами умирания/возрождения, ухода в подземное царство и возвращения из него
1 См. об основании «религии практической» запись Л.Н. Толстого от 4 марта 1855 г. [47, 36].
циклом Р. Шумана «Любовь поэта» (Нехлюдов не желает выслушать Шумана в
вокальным
исполнении Мисси: связь между ними оборвалась),
(«Элевзинский праздник» В.А. Жуковского, «Das Eleusische Fest» Ф. Шиллера, античные гимны). Мотив божьего царства усиливается мотивом числа 12. Дети присутствуют при собраниях 12 уголовниц, 12 политических; 12 человек у Корчагиных и у генерала в Сибири, «12 душ» [32, 210] у старика. Образ Иуды в романе осмысливается как препятствие на пути к Богу, выраженное в качественной характеристике персонажа, который в собрании 12 выделяется. «Выделенный» символизирует препятствие к восприятию учения писателя: это чинимое насилие (виновная уголовница), излишняя мудрость (София Корчагина), слепая вера, какой её проповедует церковь (Вера Богодуховская), и недоверие себе в вопросах познания Бога (няня у генерала). По мере продвижения героя к границе, которая соприкасается с царством божьим, меняется отношение героя к двенадцати.
В разделе 3.2. «Мотив воскресения/воскрешения» учтено, что слова воскрешение и воскресение имеют различие значений (воскресать означает активное действие, воскрешать можно кого-либо). Но так как слова эти даже в христианстве часто употребляются как синонимы, то тем более в учении Толстого, где Всё во Всём, не имеет смысла делать семантическое различие данных слов. Но вот сам мотив воскресения исследуется двупланово: как мотив воскресения/воскрешения божества и как мотив воскресения/воскрешения мертвых, «всеобщее, будущее Воскрешение»1, в ожидании которого «духовно мертвый» человек должен преобразиться. Мотив воскресения образует параллели с пасхальным и евхаристическим мотивами.
Пасхальный мотив в сочетании с мотивом воскресающего бога и вегетативным мотивом обнаруживается в первом абзаце романа. Пасхальный мотив связан с влюбленностью Нехлюдова, когда он в Пасху воспринимает Маслову как бога; но вестиментарный код в данном эпизоде указывает на мотивы смерти. Следовательно, пасхальный мотив в «Воскресении» бинарен, и, в том числе – антиномичен. Если в христианстве антипасха обозначает первое после Пасхи воскресение, то у Толстого в личностном мифе антипасха – смысловое противопоставление Пасхе. Музыкальный экфрасис сопровождает мотив воскрешения: «возрождаясь», Нехлюдов вспоминает напев «Пасха Господня, радуйтесь, людие» [32, 55]. Возглас «Изрядно о пресвятей, пречистой и преблагословенией Богородице» [32, 135] предвещает «выход из гроба» Масловой; связанные с образом героини мотивы обнаруживают мифологему Богородица.
Евхаристический мотив несет в себе авторское понимание обряда причащения как ритуала, смысл которого – обмен части себя на часть другого. Евхаристический мотив связан с эпизодом, где на этапе происходит стычка между заключенными и офицером, а в описании богослужения в тюрьме соотносится с мотивами, присутствующими в творчестве Дж. Свифта и
воскресение описывается в ХLI главе I части романа и
1 Архимандрит Никифор (Бажанов). Иллюстрированная Библейская энциклопедия. М.: Эксмо, 2016. С. 87–88.
семантически антипасхален: воскрешения на этом богослужении не будет.
«Пасхальное»
представляет собой евангельскую реминисценцию, когда ученики приходят к гробу в пещере и не находят Христа, потом появляются два ангела, говорят, что надо искать не здесь, а потом появляется Христос, но его не узнают. Так, приехав в воскресенье в каменную тюрьму, Нехлюдов по ошибке заходит в мужское отделение, тоскует, просит офицера помочь ему, и тот с другим офицером отправляет Нехлюдова в женское отделение. Там, так как ничего не было слышно во время свидания, Маслову выводят наружу. Пасхальный мотив, связанный с образом Нехлюдова, реализуется в соединении с мотивами пути и нравственного самосовершенствования, где замечается пасхальный символ – петух: смерть и символическое воскрешение птицы параллельны символическому умиранию и воскрешению Нехлюдова.
Мотив воскрешения связан с образами и антропонимикой Симонсона и убийцы Федорова, и ассоциируется с концепцией Н.Ф. Федорова (всеобщего
3.3. «Мотив воды» мотив воды исследован в связи с мотивом непротивления злу насилием. Идею об относительности добра и зла Толстой выражал, рассуждая о свойстве воды наполнять собою пространство. Свойство Бога (Любви) вбирать в себя все формы существования любви часто раскрывалось писателем в мифообразе потока воды, вбирающем в себя все реки. При этом
Мотив воды репрезентирован в семантике прописных букв в фамилиях главных героев. С мотивом воды сочетаются мотивы «влюбленности», грехопадения и выбора. Вожделение репрезентируется мифологемами туман, снег, лед, лужи, река. После грехопадения мотив воды представлен мифологемами кровь и чай. Связаны с мотивом воды кличка собаки Сюзетка и фамилия Шенбок. С того момента, как Маслова не застала Нехлюдова на перроне, мотив воды, связанный с ее образом, представлен мифологемой вино.
Все присутствующие на суде погружены в винную атмосферу: судебное учреждение и публичный дом
«уравниваются».
I часть романа заканчивается на фразе о том, что Маслова перестает пить
вино. II часть начинается с того, что Нехлюдов видит графин с водой и картины с видами Венеции. Помимо экфрасиса, мотив воды углубляется вестиментарным мотивом, ольфакторным кодом, который в сочетании с мотивом возрождения репрезентирован мифологемой навоз. Мотив воды связан с мотивами жажды и огня в описании передвижения арестантов по этапу. Все хотят пить (Христос хотел пить перед смертью); от мостовой Нехлюдов «почувствовал что-то в роде обжога» [32, 334]. Как и символика воды, «символика огня имеет двойственный
1 Элиаде М. Священное и мирское. М.: МГУ, 1994. С. 83. 18
материального воскрешения).
В разделе
«символизм Вод предполагает в равной степени как смерть, так и
возрождение»1.
Вино – символ плодородия, жизни и смерти, эсхатологического суда. Вино соотносится с мифологемой Христос (первое чудо Христа – превращение воды в вино, а таинство Евхаристии в том, что под видом вина и хлеба вкушают кровь
и тело Христа). Мотив воды взаимосвязан с мотивом суда.
характер»1, огонь делится на небесный и подземный. В начале шествия по этапу жара, духота и огонь – подземные. Но в процессе шествия молнии и гром сочетаются с дождем и радугой, которая, в ветхозаветном ключе, символизирует примирение героя со всеми. Мотив воды в эпизоде переправы через реку сплетается с мотивами границы, откровения. Нехлюдов ничего не может понять до тех пор, пока не начинает читать Евангелие, впитывая его смысл, «как губка воду» [32, 444]: что ассоциируется со словами Христа о себе как об источнике живой воды (Ин. 7:37–38, Ин. 4:10–14).
В разделе 3.4. «Мотив откровения (благой вести)» исследуется мотив откровения как аппеляция в романе к евангельскому тексту. Выявляется имплицитная отсылка к притче о смоковнице (Лк. 13: 6–9; Мф. 21:18–19; Мк. 11:13) в эпизоде посещения Нехлюдовым Топорова, к притче о сеятеле (Мф. 13:3–23; Мк. 4:3–20; Лк.8:5–15), чему способствует мифологема камень, размышления о камнях Нехлюдова, фамилия владельца гостиницы Дюк. Раскрывается смысл отсылок притч о работниках на винограднике (Мф. 20:16), о семи злых духах (Лк. 11:24–26). Кроме евангельских притч, рассматриваются отсылки к ветхозаветным сюжетам о Вавилонской башне (Быт. 11:1–9) и Эдемском саде (Быт. 2:8–17). Евангельские цитаты в эпиграфах в контексте романа приобретают смысловые оттенки личностной мифологии Толстого. Мотив ученичества интерпретируется (если вспомнить идею писателя о том, что общество учит человека) так: Маслову выучили разврату, и потому ее роль в обществе такая же, как у тех, кто обучал. Мотив бревна по-своему осмысливается автором: «годное» бревно символизирует путь к совершенству. Мифологема камень соотносится не только с осуждением; это и антитеза воде, и в то же время часть воды как первоматерии. Мотив прощения трактуется радикально: прощать всех и за всё. В сцене на пароме этот мотив обогащается: того, кто всем всё прощает, нельзя и обидеть. С этой точки зрения слова Масловой «не “прощайте”, а “простите”» [32, 433] являются просьбой прощать и просить прощения.
.
Эксплицитно присутствуют четыре евангельские притчи: про «бревно в
глазу», про заблудившуюся овцу, о немилосердном должнике и о злых виноградарях. Вторая и третья притчи репрезентируются цитированием Евангелия (Мф. 18). Толстой завершает роман тем, с чего начал: с мысли о прощении, «благой вести» писателя. Но благая весть Толстого отличается от евангельской благой вести. Стихи 7, 8, 9, 10 (Мф.18) пропускаются потому, что в них нет соответствия идейной установке автора на непротивление злу. В пропущенных 15–20 стихах говорится о том, что для разрешения спора следует призвать свидетелей. Свидетели нужны на суде, а отрицание суда любого, кроме суда совести, – одно из основных положений учения Толстого, поэтому стихи 15–20 пропущены. Последние 34 и 35 стихи отсутствуют, т.к. речь в них идет о суде и о наказании. Нехлюдов акцентирует внимание на 33 стихе: «прощать
1 Белова О.В., Узенева Е.С. Огонь // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5 т. / под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 3. М.: Международные отношения, 1995. С. 513.
С мотивами воскресения и откровения связаны образы
англичанина
и раскольника
всегда, всех, бесконечное число раз» [32, 442]. Мотивы прощения и нравственного преображения достигают кульминации в пересказе притчи о виноградарях (Мф. 21:33–41), где в результате смысловых инверсий высвечивается проблема: понятно, что виноградарям не надо убивать, но как быть с теми, кто продолжает убивать? Последний евангельский стих (Мф. 6:33) процитирован неточно: «Ищите Царствия Божия и правды Его, а остальное приложится вам» [32, 444]. Отсутствует слово «прежде», и «это всё» заменено на «остальное», что меняет смысл: Нехлюдову надо искать только Царства и правды Бога, в Евангелии – сначала – Царства и правды, потом – что-то еще, что в романе называется «остальным» и не прояснено. Между тем, в Евангелии дается список того, каким образом нужно искать Царства (Мф. 7), и перечень того, что приложится. Мотив прощения там оформляется хиазмом: «…если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:13–14). Такое решение вопроса о прощении входит в поле справедливости и не соответствует учению Толстого о всепрощении. Откровение Нехлюдова на основе взятых вне контекста евангельских стихов представляется этапом в пути самосовершенствования. Нехлюдов встает на порог слияния с Богом, но не сливается. Это доказывает дата в конце текста «16 декабря 1899 года» [32, 445]: суббота, символизирующая грядущее воскресение Нехлюдова и всех других людей.
В Заключении обобщаются результаты исследования, делаются основные выводы, подводятся итоги и предлагаются перспективы дальнейших исследований. Резюмируется, что образы главных героев тесно связаны с танатологическими мотивами, где мотив смерти и мотив умирания/возрождения божества (мотив страдающего бога) подтверждают отношение автора к бытию как к постоянному движению от смерти к жизни или от жизни к смерти, а онирические мотивы парадоксальны (реальность метафорически соотносится со сном, смертью, а сны соотносятся с реальностью, способствуют пробуждению и возрождению героев). Мотив суда, связанный с образом Нехлюдова, сплетается с мотивами смерти и воскресения, пути и спасения, усиливается мотивами воспоминания, сватовства, поиска супруги. В мотиве суда, связанном с образом Масловой, значима мифологема Христос. Танатологические мотивы сопровождаются вестиментарными и ольфакторными мотивами, подвергающимися смысловой инверсии. В сотериологических мотивах сочетание мотивов спасения и блуда соотносится с древнейшими воззрениями на женщину как на символ возрождения, плодородия, с мотивом «красивой женщины». Мотив пути взаимодействует с мотивами спасения, искушения, отречения, испытания, с мотивами числа 5 и нравственного преображения. Мотив искушения/испытания сплетается с мотивами «влюбления», выбора, грехопадения, предательства и воспоминания; сочетается с мотивами встречи и пути (где «этапы» являются и испытаниями, и символами того, что писатель в своей личностной мифологии позиционировал как человеческие заблуждения); оформляется музыкальным экфрасисом.
Эсхатологические мотивы сочетаются с мотивами подземного и божьего царства, воскресения/воскрешения, воды, евангельскими мотивами. Мотивы «царств» связаны с мотивами семьи и ребенка, взаимодействуют с орфическим мотивом, мотивом числа 12. Мотив воскресения/воскрешения сплетается с мотивами пасхальным и евхаристическим. «Пасхальное» воскресение (ХLI глава I части) представляет собой евангельскую реминисценцию. Пасхальный мотив, связанный с образом Нехлюдова, реализуется в соединении с мотивами пути и нравственного преображения. Свифтовские мотивы углубляют антипасхальный евхаристический мотив «Воскресения». М
Мотив воды
репрезентирован мифологемами слезы, кровь, снег, дождь, роса, туман, лед, чай, кофе, вино, водка, река, пруд, буря, радуга, камень, яд, навоз и т. д., усиливается семантикой прописных букв в фамилиях героев, экфрасисом, вегетативным и ольфакторными мотивами, и отражает понимание Бога Толстым как Всё во Всём. Мотив откровения (Благой вести) репрезентируется с помощью евангельских цитат, которые в некоторых случаях переосмысливаются автором.
Исследованная в процессе мифореставрации система мотивов и связанных с ними образов романа «Воскресение» позволила обнаружить черты эпохи модернизма: единение эстетики с этикой, идею мессианства, экуменистическую религиозную направленность, античную образность; личностный культ в мотиве женщины, что подтверждает слова А.П. Скафтымова: «Состав произведения сам в себе носит нормы его истолкования. Все части произведения находятся в некоторых формально-определенных отношениях. Компоненты даются и берутся во всей сложности контекста, льют свет друг на друга, и через сопоставление частей, через целостный охват всего создания неминуемо должны раскрываться центральная значимость и эстетический смысл как отдельных частностей, так и всего целого»1. Делается вывод о том, что роман «Воскресение» – истинно русский роман, являющийся, по определению В.А.Недзвецкого, универсально-синтетическим романом2, «художественной “книгой бытия”»3, в котором «герой с самого начала одухотворен поиском нового – гармонического единения с началами общими, как социально- историческими (нацией, народом, человечеством), так и с миром дольним и горним – природой, мирозданием, Божеством».4 Л.Д. Громова-Опульская не случайно назвала статью, посвященную творчеству Толстого «Художественное евангелие от Льва Толстого»5: несомненно, повествователь в «Воскресении» «претендует на роль нового “евангелиста”»6. Особенности понимания Бога
1 Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. М.: Высш. шк., 2007. С. 30. 2 Недзвецкий В.А. История русского романа XIX века: неклассические формы. С. 142. 3 Там же, с. 129.
4 Там же, с. 128.
5 Громова-Опульская Л.Д. Избранные труды: М.: Наука, 2005. С. 261.
6 Волкова Т.Н. Вводные жанры в романе: виды и функции (на материале русского классического романа XIX века): автореф. дис. … канд. филол. н.: 10.01.08. Новосибирск: РГГУ, 1999. С. 17.
отив воскрешения связан также с
идеей всеобщего воскрешения человечества Н.Ф. Федорова.
Толстым в сочетании с мифомотивами и мифообразами, являющимися ключевыми не только в Евангелии, позволяют говорить о романе «Воскресение» как об особенном произведении, как о «евангелии» писателя, как о «благой вести Толстого». Поэтому еще одно определение романа – «благая весть Толстого» – явилось бы, на наш взгляд, фундаментом, на котором перспективно было бы возводить дальнейшие мифопоэтические интерпретации данного произведения, а также и всего творчества Льва Николаевича Толстого: его мифа.
Понятие о мифе до настоящего времени «является весьма сложным и
многогранным»1. Вклад в понимание мифа внесли Х.-Г. Гадамер2, З. Фрейд3,
К.Г. Юнг4, Дж.Дж. Фрэзер5, М. Элиаде6, О.М. Фрейденберг7, К. Леви-Стросс8,
Р. Барт9, А.Ф. Лосев10, Е.М. Мелетинский11, С.Ю. Неклюдов12, В.Н. Топоров13,
С.М. Телегин14 и другие ученые.
Родина М.В. К вопросу о сущности мифа и подходах к его интерпретации // Уникальные
исследования XXI века (Философия, этика, религиоведение). 2015. № 3. С. 38. Гадамер Х.Г. Миф и разум //Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 92–99. Фрейд З. Тотем и табу. М.: Олимп: АКТ-ЛТД, 1997. 446 с. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. К.: Гос. б-ка Украины для юношества, 1996. 384 с. Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1980.
[Электронный ресурс] URL: http://opentextnn.ru/man/frezer-dzhejms-zolotaja-vetv/ (дата
обращения: 11.11.2020). Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический Проект, 2010. 251с. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. 448 с.; Фрейденберг О.М.
Миф и литература древности. М.: Восточная литература, 1998. 800 с. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Гл. ред. восточной литературы, 1985. 536 с. Барт Р. Мифологии. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. 312 с. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Правда, 1990. 145 с. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Восточная литература, 2000. 407 с.; Мелетинский Е.М.
О литературных архетипах. М.: МГГУ, 1994. 136 с.; Мелетинский Е.М. От мифа к литературе.
М.: РГГУ, 2001. 170 с. Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа // Мифы и мифология в современной России. М.:
АИРО-XX, 2000. С. 17–38. Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. I: Теория и некоторые частные ее
приложения. М.: Языки славянской культуры, 2004. 816 с.; Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ.
Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Прогресс – Культура, 1995.
624 с. Телегин С.М. Восстание мифа. М.: Век, 1997. 192 с.; Телегин С.М. Миф, мифореставрация и
трансцендентальная филология // Миф – литература – мифореставрация. М.; Рязань: Узорочье,
2000. С. 133–154; Телегин С.М. Русский мифологический роман. М.: Спутник+ 2008. 351 с.;
Телегин С.М. Словарь мифологических терминов. М.: УРАО, 2004, 100 с.; Телегин С.М.
Ступени мифореставрации. М.: Спутник+, 2006. 376 с.; Телегин С.М. Термин «мифологема» в
современном российском литературоведении // Архетипы, мифологемы, символы в
художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной науч.
конференции (г. Астрахань, 19-24 апреля 2010 г.). Астрахань: Астраханский университет, 2010.
С. 14–16; Телегин С.М. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. М.: Община,
1994. 140 с.
Систематизация теорий мифа изложена в трудах К. Хюбнера1,
Е.М. Мелетинского2, В.М. Найдыша3, А.Б. Галкина4 и в ряде других
исследований. «Миф объясняет в равной мере как прошлое, так и настоящее и
будущее»5, – писал К. Леви-Стросс. «Миф всегда настоящее, хотя по видимости
обращен в прошлое»6, – уточняет О.В. Кирьязев. «Создание мифа не есть
принадлежность какого-либо времени»7, – полагал А.А. Потебня.
«Мифологизация литературы – естественный и закономерный процесс ее
развития»8, – утверждает А.И. Смирнова.
Н. Фрай говорил о том, что существование литературы вне мифа
невозможно, и литература порождает на основе мифа вариации (модусы), где
«конструктивные принципы повествовательного искусства остаются
неизменными»9. Подобным образом, к примеру, рассматривает метасюжет
С.Б. Калашников: глобально, как «конструкцию, порождающую и развивающую
саму себя»10, и выделяет различные виды ее реконструкций (образная,
пространственная, темпоральная, реконструкция мотивных структур, сюжетная
реконструкция, интертекстуальная, стилевая, жанровая, мифопоэтическая,
семиотическая)11. Суть реконструкции в целом – «процесс восстановления
изначальной общей платформы, парадигмы, устойчивой структуры, продуктом
Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996. 448 с. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000; Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М.,
1994; Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 2001. Найдыш В.М. Философия мифологии. XIX – начало XXI в. М.: Альфа-М, 2004. 544 с. Галкин А.Б. Литературоведение как миф // Литературоведение как проблема. Труды Научного
совета «Наука о литературе в контексте наук о культуре». Памяти Александра Викторовича
Михайлова посвящается. М.: Наследие, 2001. С. 393–427. Леви-Стросс К. Структурная антропология. С. 186. Кирьязев О.В. Предтеча цивилизационного синтеза // Этическая мысль. М.: Высш. шк., 2004.
Вып. 5. С. 144. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. С. 436. Смирнова А.И. Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века. М., Флинта, 2009.
С. 2. [Электронный ресурс] URL: https://mir-knigi.info/books/nauchno-
obrazovatelnaya/yazykoznanie/page-2-79146-russkaya-naturfilosofskaya-proza-vtoroi-poloviny-
xx.html (дата обращения: 20.01.2021). Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–
XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: МГУ, 1987. С. 249. Калашников С.Б. Метасюжет в литературе и виды его реконструкции: опыт построения
структурной топики // Константы русской литературы. М.: Книгодел, 2020. С. 20. Там же.
эволюции которой является некое множество производных элементов,
сохранивших преемственность и хотя бы частичную идентичность с
протоструктурой – изначальной матрицей, допускающей в своих рамках
неопределенно большое число дискурсов»1. Метод реконструкции Калашникова
сопоставим с методом С.М. Телегина, который, исходя из того, что «русское
национальное самосознание и все основы русской жизни и культуры
мифологичны»2, выдвинул главной категорией русской литературы миф, который
следует изучать методом мифореставрации, которая есть «восстановление мифом
самого себя через предметный мир»3. Ученый описал этот метод поэтапно.
Первый этап – когда «в процессе анализа текста следует прежде всего прочитать
весь текст, охватить его образы, его героев в единстве и динамике, чувственно их
воспринять. Второй этап заключается в разделении образов, расчленении текста
на отдельные мотивы, первичные элементы и их изучение как самостоятельных
ценностей. Третьим этапом будет выявление изначальных идей, мифологем,
заложенных в этих героях и мотивах. Четвертый этап связан с возвращением
целостности и взаимообусловленности этим очищенным первичным идеям» 4.
Значимыми представляются утверждение Г.П. Козубовской о том, что «миф
обладает способностью порождать новые тексты» 5, и обособление
Ю.С. Степановым «концептуализированной предметной области» для языка и
культуры, где слова, вещи и миф объединяются и могут «особым образом
семантически совмещаться»6. «Писательское творческое сознание всегда несет в
себе свойства мифологического сознания <…>, художественная литература
Там же, с. 21. Телегин С.М. Восстание мифа. С. 43 Там же, с. 48. Телегин С.М. Две главы из книги «Ступени мифореставрации». Алхимия и мифореставрация.
2005. С. 8. [Электронный ресурс] URL: file:///C:/Users/1/Downloads/pdf%20(1).pdf (дата
обращения: 4.01.2021). Козубовская, Г.П. Рубеж XIX–XX веков: миф и мифопоэтика. Барнаул: АлтГПА, 2011. С. 436. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М.: Академический Проект, 2004.
С. 74.
всегда мифологична в своей основе»1, – настаивает В.Н. Димитриева. Т. Фостер
полагает, что миф – это «любое повествование, важное для нашей культуры» 2, а
«мифологии служат материалом, источником аналогий и подтекстов для
современных авторов»3.
Проявление мифа в художественной литературе называется традиционно
мифопоэтикой, однозначного понимания которой не существует. «Мифологизм
как явление поэтики проявляется в особенностях воплощения хронотопа, в
сюжетостроении, в “циклической концепции мира”, реализуемой и в структуре, в
жанровой специфике произведения»4, – пишет А.И. Смирнова. Г.А. Токарева
полагает, что в понятие мифопоэтики продуктивно включать все
«художественные установки и принципы отдельных авторов», связанные с
мифом5. Наиболее полным представляется определение мифопоэтики
Я.В. Солдаткиной, где данное понятие включает в себя «функционирование в
художественном тексте мифологических образов, мотивов, аллюзий и
реминисценций»6, любые их трансформации, созданные в тексте автором, «и –
шире – новые авторские мифы, художественный неомифологизм»7.
Е.М. Мелетинский, исследуя романы ХХ века, полагал, что мифопоэтика
может быть только там, где автор целенаправленно и сознательно ее строил8.
С.М. Телегин же утверждает, что «воспроизведение писателем мифа происходит,
как правило, неосознанно и протекает на уровне подтекста»9. В этом же духе
рассуждает Т. Фостер: «Доказать что-либо здесь практически невозможно, Димитриева В.Н. Мифореализм «без берегов»: к вопросу о наследовании литературой свойств
мифа // Миф, фольклор, литература: эстетическая проекция мира. Вронцлав: Русско-польский
институт, 2015. С. 19–20. Фостер Т. Искусство чтения: как понимать книги. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015. с. 79. Там же, с. 78. Смирнова А.И. Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века. С. 197. Токарева Г.А. Миф и мифопоэтика // Мифопоэтика У. Блейка. Петропавловск-Камчатский:
КамГУ, 2006. [Электронный ресурс] URL: http://lit-prosv.niv.ru/lit-prosv/tokareva-mifopoetika-
blejka/index.htm (дата обращения: 4.01.2021). Солдаткина Я.В. Мифопоэтика русской прозы 1930–1950-х годов (А.П. Платонов,
М.А. Шолохов, Б.Л. Пастернак): автореф. дис. … докт. филол. н.: 10.01.01. М.: МПГУ, 2012.
С. 8. Там же. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. С. 280. Телегин С.М. Миф, мифореставрация и трансцендентальная филология. С. 150.
поэтому обсуждать писательские намерения (“Что хотел сказать автор?”) –
занятие неблагодарное»1. Автор может не осознавать свои намерения, кроме того,
и прочтение текста конкретным читателем уникально. Эта индивидуальность
восприятия текста проявляется в восприятии читателем его символов 2. Символ в
тексте – это предмет или образ, событие, действие, которое «связывает текст с
внетекстовой реальностью и указывает на его онтологию. Будучи принципом
развертывания свернутых в нем смыслов, символ включает в себя две основные
координаты: ценностно иерархизированную вертикаль значений, в конечном
итоге соотносящую с трансцендентной нормой, и горизонталь смыслов,
аккумулирующую культурно-историческую цепь значений»3. Учитывая
философский смысл символа как «пограничной зоны» между сакральным и
профанным4, литературоведы обнаруживают сакральное в тексте путем
выявления аллегорий, аллюзий, реминисценций, параллелей. Этот процесс
невозможен без мотивного анализа.
В настоящее время самым объемным трудом по теме мотива являются
работы И.В. Силантьева5, опираясь на которые, можно разделить все
исследования о сущности мотива в художественном произведении на две
категории.
К первой относятся труды, берущие начало от трактовки А.Н. Веселовского,
где ученый под мотивом понимает «простейшую повествовательную единицу»6,
под сюжетом – «тему, в которой снуются разные положения-мотивы»7. А.Л. Бем,
последователь Веселовского, находил мотив в трех частях «историко-
литературного влияния»: в основной мысли, в совпадении деталей и
Фостер Т. Искусство чтения: как понимать книги. С. 98. Там же, с. 111. Силард Л. Герметизм и герменевтика. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2002. С. 21. Захарян Т.Б. Сакральный символ в языке религии: автореф. дис. … канд. философ. н.
Екатеринбург: УГУ им. А.М. Горького, 2006. С. 3. Силантьев И.В. Поэтика мотива. М.: Языки славянской культуры, 2004. 294 с.; Силантьев И.В.
Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии.
Новосибирск: ИДМИ, 1999. 104 с. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л.: Худож. лит., 1940. С. 500. Там же.
одновременно в мысли и деталях произведения 1. В.Я. Пропп разложил мотив на
более мелкие составляющие, практически – на любое слово в тексте, обладающее
смыслом2, но отверг эту трактовку и выделил 31 «функцию действующих лиц» 3,
назвав позже эти «функции» «мотивами»4. Более подробно эти «функции», равно
как и другие составляющие структуры повествования, исследовали в
коллективном труде Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик, Д.М. Сегал5.
Б.В. Томашевский, желая обозначить мотивную иерархию, обособил понятие
темы. В его работе мотив определяется как часть темы; Томашевский дает
классификацию мотивов (свободные, связанные, вводящие, динамические,
статические и прочие) и говорит о том, что «мотивы, сочетаясь между собой,
образуют тематическую связь произведения» 6. Есть и более дискретные версии
соотношений темы с мотивами. Например, у Н.Г. Черняевой, которая выделяет
мофитемы, алломотивы и мотивы 7. Б.Н. Путилов полагает, что, несмотря на
разделение темы и мотивов, они взаимообусловлены: наличие или отсутствие
мотивов в теме «не просто обусловливает характер сюжетного развития, но, в
конечном счете, определяет тип сюжетной разработки темы»8. До настоящего
времени понятие о мотиве подвергается дихотомии: о разделении темы и мотива
упоминается в работах Н.Д. Тамарченко9, Ю.В. Шатина1, В.И. Тюпы2 и других
ученых.
Бем А.Л. К уяснению понятия историко-литературного влияния: (По поводу статьи
А.С. Полякова «Пушкин и Пнин») // Пушкин и его современники: Материалы и исследования.
Пг.: Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии рус. яз. и словесности Имп. акад. наук, 1916.
С. 35. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928. С. 22. Там же, с. 29–73. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. 336 с. Проблемы структурного описания волшебной сказки / Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов,
Е.С. Новик, Д.М. Сегал // Структура волшебной сказки. Традиция – текст – фольклор.
Типология и семиотика. М.: РГГУ, 2001. С. 11–121. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект-Пресс,1996. С. 182. Черняева Н.Г. Опыт изучения эпической памяти (на материале былин) // Типология и
взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М.: Наука, 1980. С. 109. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по
фольклору. Сб. ст. памяти В.Я. Проппа (1895–1970). М.: Наука, 1975. С. 154. Тамарченко Н.Д. Сюжет и мотив: между «темой» и текстом. «Комплекс мотивов» и типы
сюжетных схем // Теоретическая поэтика: понятия и определения. М.: РГГУ 1999.
Вторая категория исследований, связанных с понятием мотива,
ориентирована на интертекстуальность произведения. Так, В.Е. Хализев, все еще
отделяя по инерции тему от мотива, все же полагает продуктивным подход, при
котором наблюдается смешение понятий «тема» и «проблема» с понятием
«мотив», приводя в качестве «оправдания» полученные при таком подходе
блестящие интерпретации текста 3. Коллектив авторов при создании
Лермонтовской энциклопедии придерживался такого же взгляда, называя темами
важные мотивы4, характеризуя сам мотив как «устойчивый смысловой элемент
литературного текста, повторяющийся в пределах ряда фольклорных (где мотив
означает минимальную единицу сюжетосложения) и литературно-
художественных произведениях»5. Мотивы при этом «взаимосвязаны, тесно
переплетены друг с другом, часто “просвечивают” один через другой»6.
Б.М. Гаспаров, рассуждая о структуре мотивов в тексте, развивает данную мысль
и утверждает, что «при всей своей внешней противоположности “структурный” и
“контекстуальный” подход, в крайнем своем проявлении, приводят к сходному
результату»7. Текст, по Гаспарову, – «ткань» «смысловых линий»8, где «процесс
текстуальной смысловой индукции развертывается непрерывно, ассоциативно
притягивая все новые компоненты смысла»9, а любые феномены, составляющие
[Электронный ресурс] URL: https://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/Tamar/15.php (дата
обращения: 10.01.2021). Шатин Ю.В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и
мотивы. Новосибирск: Ин-т филологии, 1995. С. 5–16 Тюпа В.И. К вопросу о мотиве уединения в русской литературе Нового времени // Материалы
к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции.
Новосибирск: СО РАН, 1998. С. 49–55. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высш. шк., 1999. С. 124. [Электронный ресурс] URL:
https://bookscafe.net/read/halizev_valentin-teoriya_literatury-178275.html#p1 (дата обращения:
28.01.2021). Мотивы / Л.М. Щемелева, В.И. Коровин, А.М. Песков и др. // Лермонтовская энциклопедия.
М.: Советская энциклопедия, 1981. С. 290–312. [Электронный ресурс] URL: http://feb-
web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-2902.htm (дата обращения: 20.03.2021). Там ж, с. 290. Там же. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века. М.: Наука,
Восточная литература, 1993. С. 282. Там же, с. 287. Там же, с. 291.
смысл текста, «существуют не в качестве составных частей, но именно в качестве
мотивов, то есть в бесконечных растеканиях и переплавлениях. <…> Сущность
мотивного анализа состоит в том, что он не стремится к устойчивой фиксации
элементов и их соотношений, но представляет их в качестве непрерывно
растекающейся “мотивной работы”: движущейся инфраструктуры мотивов,
каждое новое соположение которых изменяет облик всего целого и в свою
очередь отражается на вычленении и осмыслении мотивных ингредиентов в
составе этого целого»1.
«Пожалуй, единственное, в чем взгляды всех исследователей совпадают, –
это повторяемость как характерная черта мотива» 2, – констатирует Л.В. Гармаш, и
в таком случае мотивом является какой угодно смысловой элемент текста,
повторяющийся в этом же тексте или в любом другом явлении культуры.
Актуальность темы исследования
Все более востребованный мифореставрационный подход при изучении
мифопоэтики текста открывает новые возможности для интерпретации
произведений. Это касается, в частности, и романа «Воскресение», исследование
которого в настоящее время необходимо: очевидна «разрозненность» в области
изучения данного произведения, что доказывает возникновение цикла работ под
названием «Роман “Воскресение” – вершина творчества позднего Толстого»,
которые были представлены в 2014 году в рамках «Толстовских чтений». Новые
принципы в методологии и недостаточное исследование «Воскресения» в
сочетании с интересом к творчеству Толстого, и особенно – к последнему его
«скандальному» роману, обуславливают актуальность исследования.
Л.Н. Толстой являлся человеком постоянно изучающим, постигающим различные
религиозно-философские учения, и это не могло не отразиться на мотивной
структуре его творчества. К личности Толстого вполне приложимы слова Вяч.
Иванова: «Чем живее в поэте чувство “realiora in realibus”, чувство пафоса,
Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое
литературное обозрение, 1996. С. 335. Гармаш Л.В. Теория мотива в литературоведении // Наукові записки ХНПУ ім.
Г.С. Сковороди. 2014. С. 10.
звучащего в словах Гёте: “Все преходящее только подобие”, тем естественнее
соприкасается и согласуется оно с рождающимися в воображении праобразами
бытийного мышления еще живущего в темной памяти древнего мифа»1.
Д.С. Мережковский утверждал высокую степень религиозности Толстого 2.
И.Б. Мардов назвал религию Толстого «учением свободной личнодуховной
жизни»3. Сам Толстой был уверен, что находится в лоне христианства: «Я думаю,
что я захотел слишком много: изложить в краткой, ясной, неоспоримой и
неспорной и доступной самому неученому человеку форме – истину
христианского мировоззрения…», – писал Л.Н. Толстой во время работы над
«Воскресением» И.С. Лескову [67, 192]4. А.Е. Рыбас писал о метафизике
Толстого: «Бог есть Дух, Любовь и Начало всего сущего. Так понятый Бог не
отделен от человека, а неразрывно связан с ним: он существует в каждом
человеке, и каждый человек – в нем»5. Понимание Толстым божественной
природы близко к некоторым буддистским принципам (буддизм как древнейшая
религиозно-философская система неоднородна). Например, в одном из трех
направлений буддизма – махаяне – утверждается, что достижение состояния
Будды возможно для всех существ, как изначально имеющих зачатки мудрости:
нужно лишь «пробудиться»; учение Будды доступно всем без ограничений. В
основе ваджраяны (еще одно направление буддизма) делается упор на значение
земной жизни, где возможно достичь состояния Будды. Будда – значит
«просветленный», что вполне согласуется с пониманием Толстым божества как
света, разума; Будда – посредник между людьми, «проводник разума».
В творчестве Толстого очевидно стремление автора донести постигнутую
им истину до читателя. И.Ю. Лученецкая-Бурдина писала об образе Платона
Иванов Вяч. Достоевский. Трагедия – миф – мистика // Вяч. Иванов. Собр. соч. в 4 т. Т. 4.
Брюссель: Foyer oriental Chretien, 1987. С. 518. Мережковский Д.С. Религия // Лев Толстой и Достоевский. С. 7. [Электронный ресурс] URL:
https://www.rulit.me/books/religiya-read-92902-7.html (дата обращения: 4.01.2021). Мардов И.Б. О «новом жизнепонимании» Льва Толстого // Вопросы философии. 1996. № 9,
С. 39–45. Толстой Л.Н. Полное собр. соч. Л.Н. Толстого в 90 т. М.: Худож. лит. 1928–1958. Ссылки на
тексты Л.Н. Толстого по этому изданию даются в квадратных скобках: [том, страница]. Рыбас А.Е. Метафизика «Исповеди» Толстого // Вече. СПб.: СПГУ, 2013. № 25. С. 58.
Каратаева: «Перед нами не столько персонаж, созданный художником, сколько
персонифицированная идея, отражающая философские взгляды Толстого» 1.
Р.Ф. Густафсон полагал, что все творчество Толстого имеет «пророческую
направленность»2; в том, что Толстой на первый план ставил этические цели,
уверяли, например, Л.И. Шестов3, В.В. Набоков4, С.А. Шульц5 и другие
исследователи. Сам Толстой ощущал себя пророком [51, 7], и особенно это
чувство обострилось к началу 1880–х годов, когда он пишет сочинения
(«Исповедь», «В чем моя вера?», народные рассказы, «Три притчи» и др.), жанр
которых многими исследователями 6 определялся как притча. В.А. Лещева
полагала, что Толстой часто ориентировался на притчу евангельскую 7,
В.Я. Курбатов высказывал мнение о том, что создание «Воскресения» является
попыткой писателя написать свое евангелие8; Е.В. Николаева говорила о том, что
«религиозное в своей основе миросозерцание Толстого <…> обращало его к
форме изложения, наиближайшей к Евангелию»9. И.Ю. Лученецкая-Бурдина
подчеркивала, что у Толстого «влияние библейской традиции <…> не
исчерпывается буквальным цитированием евангельских текстов» 10.
Лученецкая-Бурдина И.Ю. Парадоксы художника: особенности индивидуального стиля
Л.Н. Толстого в 1870–1890 годы. Ярославль: ЯГПУ, 2001. С. 96. Густафсон Р.Ф. Обитатель и чужак. Теология и художественное творчество Льва Толстого.
СПб.: Академический проект, 2003. С. 40. Шестов Л.И. Добро в учении графа Толстого и Ницше (философия и проповедь) //
Л.И. Шестов. Соч. в 2 т. Т. 1. Томск: Водолей 1996. С. 221. Набоков В.В. Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой,
Тургенев. М.: Независимая газета, 1996. С. 282. Шульц С.А. Миф и ритуал в творческом сознании Л.Н. Толстого // Русская литература. 1998.
№ 3. С. 34. Например: Купреянова Е.Н. Эстетика Л. Н. Толстого. М., Л.: Наука, 1966. 324 с.; Маймин Е.А.
Лев Толстой: Путь писателя. М.: Наука, 1978. 191 с.; Ремизов В.Б. Л. Толстой в поздний период
творчества: мировоззрение и художественное видение // Толстовский сб.: Этика и эстетика.
Вопросы поэтики. Творческие связи и традиции.Тула: ТГПИ, 1992. C. 4–22; Ищук Г.Н.
Эстетические проблемы народных рассказов Л.Н. Толстого. Ростов-на-Дону: Книжное изд-во,
1966. 56 с. Лещева В.А. Поэтика жанра притчи в творчестве Л.Н. Толстого 1880–1900-х годов: автореф.
дис. … канд. филол. н: 10.01.01. М.: МПГУ, 2016. С.6. Курбатов В.Я. Нужная правда // Москва. 1999. № 12. С. 182–188. Николаева Е.В. Художественный мир Льва Толстого 1880–1990-е годы. М.: Флинта, 2000.
С. 63–64. Лученецкая-Бурдина И.Ю. Парадоксы художника… С. 113.
Таким образом, формируются два умозаключения относительно творчества
Толстого: во-первых, творчество его в высшей степени религиозно, философично,
мифологично; во-вторых, исследования мотивов в произведениях Толстого только
через сопоставление текстов с Евангелием представляются недостаточными.
Интерпретация евангельской тематики трех романов Толстого должна
осуществляться не в «религиозно-идеологическом ключе», а «с точки зрения
жанровой структуры толстовского творчества»1, потому что даже эксплицитно
выраженные евангельские мотивы в эпиграфах в романах «Анна Каренина» и
«Воскресение» в архитектонике произведений подвергаются писателем
личностному переосмыслению. Тем не менее, целостное исследование
мифологических мотивов и мифообразов романа «Воскресение» до сих пор
отсутствует, не решена одна «из первоочередных задач толстоведения <…>
постановка вопроса о личностном мифе Толстого»2. Этим определяется и
поставленная научная проблема – вопросы соотношения мотивной и образной
системы романа «Воскресение» с мифом.
Степень разработанности темы исследования
История газетной и журнальной критики романа изложена в трудах
К.Н. Ломунова3, Э.Г. Бабаева4. М. А. Протопопов, А. Басаргин (А.И. Введенский),
П.П. Перцов, А.В. Луначарский определили произведение как манифест, памфлет,
«обвинительный акт», политический, социальный роман 5. Оценка романа
В. И. Лениным6 закрепила на долгие годы социологический подход к
произведению. В советском литературоведении М.Б. Храпченко7,
Полтавец Е.Ю. Мифопоэтика «Войны и мира» Л.Н. Толстого. М.: ЛЕНАНД, 2017. С. 6. Там же, с. 17. Ломунов К.Н. Над страницами романа «Воскресение». М.: Современник, 1979. 381 с. Бабаев Э.Г. Судьба «Воскресения». Первые отклики газетной и журнальной критики в России
// Роман Л. Н. Толстого «Воскресение». Историко-функциональное исследование. М.: Наука,
1991. С. 13–50. Ломунов К.Н. Над страницами романа «Воскресение». С. 350–351. Ленин В.И. Лев Толстой, как зеркало русской революции // В.И. Ленин. Полное собр. соч. в 55
т. Т. 17. М.: Политиздат, 1958. С. 206–213. Храпченко М.Б. Лев Толстой как художник. М.: Советский писатель, 1963. 662 с.
Л.Д. Опульская1, Н.И. Пруцков2, Е.А. Маймин3, К.Н. Ломунов4, Ф.И. Кулешов5,
Г.Я. Галаган6, В.Т. Плахотишина7, Э.Г. Бабаев8 и многие другие отдавали
приоритет историко-материалистическому истолкованию романа, как
произведению критического реализма. Комментированию «Воскресения» были
посвящены труды Л.Н. Кузиной, К.И. Тюнькина9, Н.К. Гудзия10; о том, как был
принят роман за рубежом, писали А.Л. Григорьев11, В.З. Горная12: роман
«Воскресение» воспринимался в первую очередь как остросоциальный.
Вторая линия, по которой шло исследование романа, связана с осмыслением
религиозных вопросов, поставленных Толстым в произведении. На
антихристианской риторике писателя концентрировали свое внимание профессор
Д.И. Иловайский, известный в начале ХХ века публицист Н.Я. Стечкин13,
Н.Н. Соколов14, В.В. Розанов15, Вл.С. Соловьев1, В.В. Зеньковский2, И.А. Ильин3 и
Бурсов Б.И., Опульская Л.Д. Л. Толстой. История русской литературы ХIХ века. В 10 т. Т. IХ.
Ч. 2. М., Л.: АН СССР, 1956. С. 433–618; Опульская Л.Д. Позднее творчество Л.Н. Толстого //
Л.Н. Толстой. Сб. ст. М.: Изд-во Московского университета, 1955. С. 336 –367; Громова-
Опульская Л.Д. Избранные труды . М.: Наука, 2005. 530 с. Пруцков Н.И. Толстой, история, современность // Л.Н. Толстой и русская литературно-
общественная мысль. Л.: Наука, 1979. С. 5–34. Маймин Е.А. Лев Толстой: Путь писателя. М., 1978. Ломунов К.Н. Над страницами романа «Воскресение». М., 1979. Кулешов Ф.И. Л.Н. Толстой. Из лекций по русской литературе XIX века. Минск: БГУ, 1978.
288 с. Галаган Г.Я. Поздний Толстой // История русской литературы. В 4 т. Т. 4. Л.: Наука, 1983.
С. 269–284. Плахотишина В. Т. Художественное мастерство Л. Н. Толстого–романиста. Днепропетровск:
Книжное изд-во, 1960. С. 101. Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н. Толстого. М.: Изд-во Московского
университета, 1981. С.102–168. Кузина Л.Н., Тюнькин К.И. Комментарии. Л.Н. Толстой. Т. 13 // Л.Н. Толстой. Собр. соч. в 22
т. Т. 13. М.: Худож. лит., 1983. С. 459–485. Гудзий Н.К. История писания и печатания «Воскресения» // Толстой Л. Н. Полное собр. соч.
Л. Н. Толстого в 90 т. Т. 33. М.: Худож. лит., 1928–1958. С. 329–422. Григорьев А.Л. Роман «Воскресение» за рубежом // Толстой Л.Н. Воскресение. М.: Наука,
1964. С. 552–573. Горная В.З. Зарубежные современники Л. Н. Толстого о романе «Воскресение» // Роман
Л.Н. Толстого «Воскресение»: Историко-функциональное исследование. М.: Наука, 1991.
С. 100–165. Бабаев Э.Г. Судьба «Воскресения». С. 13–50 Соколов Н.Н. Кто воскрес в романе графа Л.Н. Толстого «Воскресение»: реферат, читанный
11-го февраля 1900 года. М.: Изд-е книжного магазина Е.Д. Добровольновой. 1901. 67 с. Розанов В.В. Пассивные идеалы // В.В. Розанов. Собр. соч. Юдаизм. Статьи и очерки 1898–
1901 гг. М.: Республика, СПб.: Росток, 2009. С. 345–354.
другие. Сейчас эта тенденция продолжена преимущественно в философских и
богословских исследованиях М.М. Дунаева4, В.Ш. Сабирова5, О.С. Соиной6,
Ю.Л. Ореханова7. Роман «Воскресение» как не противоречащий идеям
христианства рассматривают литературоведы А.С. Кондратьев8, М.Ю. Белянин9,
Е.А. Масолова10.
Соловьев Вл.С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории //
Вл.С. Соловьев. Соч. в 2 т. Т. 2. М., 1988. С. 635–762. Зеньковский В.В. Глава Х. Преодоление секулярной установки на почве натурализма и
позитивизма. Н.И. Пирогов, Л.Н. Толстой // История русской философии. Париж, 1948.
[Электронный ресурс] URL: https://azbyka.ru/otechnik/books/download/12344-История-русской-
философии.pdf (дата обращения: 26.12.2018). Ильин И.А. О сопротивлении злу силой. М.: Даръ, 2017. 480 с. Дунаев М.М. Л.Н. Толстой // Православие и русская литература. В 6 ч. Ч. 4. М.: Христианская
литература 2003. C. 3–395. Сабиров В.Ш., Соина О.С. Жизнь и смерть, любовь и ненасилие // Философия ненасилия
Л.Н. Толстого: точки зрения. Екатеринбург: УрГУ, 2002. С. 171. Соина О.С. От этики непротивления – к философии права (Современная версия старого
спора). СИБСТРИН. С. 5 [Электронный ресурс] URL:
http://www.sibstrin.ru/files/ot_etiki_k_filosofii.pdf (дата обращения: 26.12.2018); Сабиров В.Ш.,
Соина О.С. Жизнь и смерть, любовь и ненасилие. С. 171. Ореханов Г., прот. Пророк без чести. Хроника катастрофы. М.: Эксмо, 2016. 608 с.; Ореханов
Г., прот. Русская Православная Церковь и Л.Н. Толстой. Конфликт глазами современников. М.:
ПСГУ, 2010. 692 с.; Ореханов Ю.Л., Постернак А.В. Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский и
К.Н. Леонтьев: смысл и значение спора о «розовом христианстве» // Ярославский
педагогический вестник. 2011. № 3. Т. I (Гуманитарные науки). С. 34–40. Кондратьев А.С. Роман «Воскресение» как духовное завещание Л.Н. Толстого // Материалы
Толстовских чтений 2014 г. в Гос. музее Л.Н. Толстого. М.: Оригинал-макет, 2015. С. 74–81;
Кондратьев А.С. Творческие искания Л.Н. Толстого 80–90-х годов: Поэтика прозы: автореф.
дис. … канд. филол. н.: 10.01.01. Липецк: ЛГПУ, 1998. 16 с.; Кондратьев А.С., Белянин М.Ю.
Толстой в кривом зеркале толстоведения // Трансформации русской классики. С. 5–
7.[Электронный ресурс] URL: http://transformations.russian-literature.com/pdf/kondratjev-beljanin-
tolstoj-v-krivom-zerkale-tosltovedenia.pdf (дата обращения: 26.12.2018). Белянин М.Ю. Художественная антропология позднего Л.Н. Толстого: автореф. дис. … канд.
филол. н.. М.: Лит. инт-т им. А.М. Горького, 2007. 20 с.; Кондратьев А.С., Белянин М.Ю.
Толстой в кривом зеркале толстоведения. Масолова Е.А. Антропонимы в романе Толстого «Воскресение» // Культура и текст. 2018.
№ 3 (34). 7–21 с.; Масолова Е.А. Ахроматические колоративы в поздней художественной прозе
Л. Толстого: семантика и функции // Проблемы исторической поэтики. 2019. Т. 17. № 4. С. 193–
214; Масолова Е.А. Евангельский текст в романе Л.Н. Толстого «Воскресение». Новосибирск:
НГТУ, 2015. С. 421–435. [Электронный ресурс] URL:
http://poetica.pro/files/redaktor_pdf/1449823550.pdf (дата обращения: 26.12.2018) ;
Масолова Е.А. Колоративы в системе дискурсивных стратегий повествования Л.Н. Толстого (на
материале романа «Воскресение»). Ученые записки Казанского университета. Серия
«Гуманитарные науки». 2017. Т. 159, кн. 1. С. 92–106; Масолова Е.А. Мифопоэтическая
образность романа Толстого «Воскресение» // Культура и текст. 2012. № 1. С. 62–72; Масолова
Е.А. Мотив смерти-воскресения в «Преступлении и наказании» Достоевского и в
«Воскресении» Толстого // Филология и человек. 2017. № 3. С. 7–18;
Осторожнее в этом отношении исследователи Е.Д. Мелешко1,
В.Н. Назаров2, А.М. Амирханян3, А.Б. Тарасов4, С.А. Васильев5.
Во второй половине ХХ века стали высказываться мнения о том, что
исследовать «Воскресение» необходимо «в его связи с жанром» 6. М.М. Бахтин
одним из первых заметил, что жанр «Воскресения» «особенный» тем, что в
Масолова Е. А. «Политические» в романе Л. Н. Толстого «Воскресение» // Новый
филологический вестник. 2008. [Электронный ресурс] URL:
https://cyberleninka.ru/article/v/politicheskie-v-romane-l-n-tolstogo-voskresenie (дата обращения:
26.12.2018); Масолова Е.А. Роман Л.Н. Толстого «Воскресение» в парадигме христианского
менталитета // Наследие Л.Н. Толстого в гуманитарных парадигмах современной науки:
Материалы XXXIV Международных Толстовских чтений. Тула: ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 2014.
С. 284–289; Масолова Е.А. Семантика и функции колоративов в поздней художественной прозе
Толстого // Культура и текст. 2019. № 2 (37). С. 26–41; Масолова Е.А. Колоративы в системе
дискурсивных стратегий повествования Л.Н. Толстого (на материале романа «Воскресение») //
Ученые записки Казанского университета. Серия «Гуманитарные науки». 2017. Т. 159, кн. 1.
С. 92–106; Масолова Е.А. Христианский реализм художественной прозы позднего Толстого:
народные рассказы и роман «Воскресение» // Культура и текст. 2018. № 1 (32). С. 7–27.
[Электронный ресурс] URL: http://www.ct.uni-altai.ru/wp-
content/uploads/2018/03/Masolova_2018_1.pdf (дата обращения: 26.12.2018). Мелешко Е.Д., Назаров В.Н. Л.Н. Толстой: сошествие в ад (этическая символика ада в
творчестве Толстого) // Научные ведомости. Серия «Философия. Социология. Право». 2015.
№ 14 (211). Вып. 33. С. 92–98. Назаров В.Н. Метафоры непонимания: Л.Н. Толстой и Русская Церковь в современном мире //
Русская классика. 1991. 1–4 с. [Электронный ресурс] URL:
http://classica.rhga.ru/upload/iblock/8dd/55_Nazarov.pdf (дата обращения: 20.07.2019); Мелешко
Е.Д., Назаров В.Н. Л.Н. Толстой: сошествие в ад. С. 92–98. Амирханян А.М. Нравственная цель религиозного контекста в романе Л.Н. Толстого «Анна
Каренина» // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. 2010. [Электронный ресурс] URL:
https://cyberleninka.ru/article/n/nravstvennaya-tsel-religioznogo-konteksta-v-romane-l-n-tolstogo-
anna-karenina/viewer (дата обращения: 4.01.2020); Амирханян А.М. Философский контекст
нравственно-религиозной модели в художественном слове Л.Н. Толстого // Толстовский
сборник 2012. С. 6–11. [Электронный ресурс] URL:
https://tsput.ru/fb/Tolstov_sb/2012/files/assets/basic-html/page7.html (дата обращения: 4.01.2020);
Амирханян А.М. Христианский контекст добродетели в романе Л.Н. Толстого «Воскресение» //
Альманах современной науки и образования. Тамбов: Грамота, 2012. № 2 (9). В 3 ч. Ч. III. C. 9–
14. Тарасов А.Б. Какую правду проповедовал Толстой? // Литература в школе. 2003. № 3. С. 12–
18.; Тарасов А.Б. Праведники и подвижники и тема воскресения в романе Л.Н. Толстого
«Воскресение» // Филологические науки. 2001. № 5. С. 21–29.; Тарасов А.Б. Феномен
праведничества в художественной картине мира Л.Н. Толстого: автореф. дис…. докт. филол. н.:
10.01.01. М.: МГУ, 2006. 40 с. Васильев С.А. «…Одно из самых светлых и сильных воспоминаний» (Образ пасхального
богослужения в романе Л.Н. Толстого «Воскресение» // Вестник МГПУ. Серия «Филология.
Теория языка. Языковое образование». 2016. № 2 (22). С. 18–24. Романова Т.В. К вопросу о сюжете и жанре «Воскресения» // Толстовский сб. Тула, 1978. № 7.
С. 65.
основе его лежит идея 1. Из идейного содержания романа исходил при анализе
«Воскресения» Я.С. Билинкис2. В содержании «Воскресения» исследователи
отмечали отличительные приметы драмы, видение мира на грани «эпического»
миросозерцания, документальность произведения. Но рассмотрение идеи через
призму жанра не решило вопрос о четкой жанровой определенности
«Воскресения», т. к. понятие жанра многозначно, связано с проблемой категории
автора3, которая, в свою очередь, не имеет законченного разрешения, поскольку
соотносится с прагматическим аспектом жанра произведения 4, его
целеполаганием (целеустановлением).
Со второй половины ХХ века роман «Воскресение» стал рассматриваться
как нравственно-философское произведение: в этом духе рассматривали
творчество Толстого М. Браун5, Р.Ф. Густафсон6, И.Ю. Лученецкая-Бурдина7,
О.В. Сливицкая 8 и др., но изучение романа «Воскресение» не имело
преобладающего значения в их трудах.
Бахтин М.М. Идеологический роман Л.Н. Толстого // М.М. Бахтин. Собр. соч. в 7 т. Т. 2. М.:
Русские словари, 2002. С. 191. Билинкис Я.С. О творчестве Л.Н. Толстого. Л. Советский писатель, 1959. 412 с. В работе М.Н. Панкратовой приводится цепь развития ведущей литературной категории:
сначала – мотив, потом – сюжет, далее – жанр. После жанра «с середины XVIII в. в Европе и
начала ХХ в. на Востоке по сегодняшний день» – «лидирует» категория автора, вокруг которой
«группируются» мотивы (Панкратова М.Н. Онирический мотив: структура и особенности
функционирования («Огненный Ангел» В.Я. Брюсова): дис. … канд. филол. н.: 10.01.08. М.:
МГУ им. М.В. Ломоносова, 2016. С. 12). Язык прагматики – «способ знаковой репрезентации опыта и коммуникативного
взаимодействия между членами данного социоэтнокультурного сообщества в любой
конкретной ситуации» (Сусов И.П. Глава 2. Философия языка, лингвистика и прагматика.
Прагматический поворот в языкознании // Лингвистическая прагматика. Для студентов,
магистрантов и аспирантов (докторантов). 2006. [Электронный ресурс] URL:
http://homepages.tversu.ru/~ips/Pragmc.html (дата обращения: 20.02.2021); прагматический аспект
определяет коммуникативный фактор, проявляющийся в социальных условиях с
определенными мотивами и целями (Евсеева Л.А. Прагматика как объект исследования в
зарубежном языкознании. Вестник ТГУ. 2013. Вып.11 (127). С. 4). Braun M. Tolstoi. Eine literarische Biographie. Germany: Vandenhoeck & Ruprecht in Göttingen,
1978. 356 p. Густафсон Р.Ф. Обитатель и чужак. СПб., 2003. Лученецкая-Бурдина И.Ю. Парадоксы художника… Ярославль, 2001. Сливицкая О.В. «Истина в движеньи»: О человеке в мире Л.Толстого. СПб.: Амфора, 2009.
442 с.; Сливицкая О.В., Ореханов Г., прот., Зыкова Г. В. Толстой Лев Николаевич // Русские
писатели. 1800–1917 / гл. ред. Б.Ф. Егоров. Т. 6: С–Ч. М.; СПб., 2019. С. 256–275.; Сливицкая
Особняком предстает исследование М.Ю. Левидова 1 о связи романа
«Воскресение» с наследием писателей XVIII века.
Очевидно, что религиозность, а потом и философичность (онтологичность)
романа не оспаривались, и тем более странно, что «Воскресению», как и двум
предшествующим романам писателя, долгое время отказывали в мифологической
составляющей. Такая ситуация сложилась не без внимания к работам
Е.М. Мелетинского, который полагал, что мифопоэтика есть только там, где автор
целенаправленно, сознательно ее выстраивал. Толстому Мелетинский отказал в
этом намерении, отнеся его, впрочем, к категории «мифологизирующих
романистов»2.
В конце второй половины ХХ века активизировались российские
исследования мифопоэтики текстов методом мотивного анализа, что вызвало
интерес литературоведов к христианской тематике: в качестве примера можно
назвать труды В.Н. Захарова3, А.М. Любомудрова4, М.М. Дунаева5,
А.П. Дмитриева6, А.Б. Тарасова7, И.А. Есаулова8, В. Непомнящего9 и др. Такая
О.В. «Человек Толстого» как динамическое тождество // Русская литература. 2010. № 4. С. 3–
14. Левидов М.Ю. Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана
Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях. М.: Книга, 1986.
[Электронный ресурс] URL: http://az.lib.ru/l/lewidow_m_j/ (дата обращения: 26.12.2018). Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. С. 297. Захаров В.Н. Проблемы исторической поэтики // Евангельский текст в русской литературе
ХVIII–ХХ веков: цитата, реминисценция, сюжет, мотив, жанр. Петрозаводск: ПетрГУ, 1994.
Вып. 3. С. 5–11; Захаров В.Н. Пасхальный рассказ как жанр русской литературы //
Евангельский текст в русской литературе ХVIII–ХХ веков: цитата, реминисценция, мотив,
сюжет, жанр. Петрозаводск: ПетрГУ, 1994. Вып. 1. С. 249–260. Любомудров А.М. О православии и церковности в художественной литературе // Русская
литература. 2001. № 1. С. 107–124. Дунаев М.М. Л.Н.Толстой // Православие и русская литература. C. 3–395. Дмитриев А.П. Тема «Православие и русская литература» в публикациях последних лет //
Русская литература. 1995. № 1. С. 255–269. Тарасов А.Б. Феномен праведничества… М., 2006. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, ПетрГУ, 1995. 287 с.;
Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности. М., Кругъ, 2004. [Электронный ресурс] URL:
http://esaulov.net/wp-content/uploads/pdf/pashalnost-russkoj-slovesnosti/pashalost-russkoj-
slovesnosti-vvedenie.pdf (дата обращения: 26.12.2018). Непомнящий В.С. Удерживающий теперь. Феномен Пушкина и исторический жребий России.
Предварительные итоги ХХ века // Новый мир. 1996. № 5. [Электронный ресурс] URL:
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1996/5/nepomn.html (дата обращения: 26.12.2018).
тенденция способствовала значительному углублению изучения произведений
некоторых русских классиков (например, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя,
Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, И.А. Гончарова) и литературы «серебряного
века», но этот прогресс, как справедливо заметила Е.Ю. Полтавец 1, связан с тем,
что христианские мотивы в произведениях авторов, чье творчество вызвало
интерес исследователей, присутствовали эксплицитно.
На фоне «христианизации» в литературе возник интерес к мифопоэтике
романа «Воскресение». «Очень неудачно мифологичность толстовских романов
обозначают через эпичность. Да, они – эпос. Но и не только! Они не только слово
о героях; они – слово о богах, о ларах, о сокровенном. Они – мифы. Их
совокупность – Ветхий Завет русского племени, великий языческий эпос-
мифология»2, – заявил О.В. Кирьязев. Б.М. Гаспаров заключил, что «отсылки к
античным образам вообще играют важную роль в произведениях Толстого;
невозможно, конечно, определить, в какой степени введение этих мотивов было
результатом сознательного авторского намерения, а в какой – плодом
интуитивного ассоциативного процесса»3. В.А. Недзвецкий назвал «Воскресение»
произведением «онтологического пафоса, или социально-универсальным»4
романом.
Начало системному исследованию мифопоэтики произведений Толстого
методом мотивного анализа в русле мифореставрационного подхода положили
работы В.Е. Ветловской5, А.Г. Гродецкой6, Е.Ю. Полтавец7, Ж.Л. Океанской1 и
особенно, касательно «Воскресения», – Е.А. Масоловой2.
Полтавец Е.Ю. Мифопоэтика «Войны и мира» Л.Н. Толстого. С. 4. Кирьязев О.В. Предтеча цивилизационного синтеза С. 144. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. С. 289. Недзвецкий В.А. История русского романа XIX века: неклассические формы. М.: Изд-во
Московского университета, 2011. С. 128. Ветловская В.Е. Поэтика «Анны Карениной» (Система неоднозначных мотивов) // Русская
литература. 1978. № 4. С. 17–38. Гродецкая А.Г. Ответы предания: жития святых в духовном поиске Льва Толстого. СПб.:
Наука, 2000. 134 с. Полтавец Е.Ю. «Анна Каренина» в современной школе: «Полнота страдания пустота счастья».
Предварительные соображения // Литература. 2003. № 1. [Электронный ресурс] URL:
http://www.1september.ru (дата обращения: 10.11.2005); Полтавец Е.Ю. «Война и мир»
Интерес к интертекстуальным связям и присутствию Евангельского мифа в
романе проявляли, но редко, еще советские исследователи (Г.Я. Галаган3, к
примеру, упомянула в связи с Евангелием мотив двери; некоторые
интертекстуальные связи обозначили Э.Г. Бабаев4, Б.И. Берман5); в настоящее
время интертекст и функционирование в «Воскресении» евангельского мифа
попадает в поле зрения многих ученых. Д.М. Шевцова6, Е.В. Николаева 7,
В.А. Лещева8, О.В. Журина9, Н.Г. Набиев10, Е.Г. Новикова11, И.Ю. Матвеева12,
В.Г. Андреева13 и другие рассматривали евангельские и некоторые иные мотивы
«Воскресения», в основном эксплицитно выраженные. Так, О.В. Журина изучала
Л.Н. Толстого на уроках литературы. М.: Дрофа, 2005. 367 с.; Полтавец Е.Ю. «Нерешённый,
висячий вопрос…». Почему погиб Андрей Болконский? // Литература. 2002. № 29.
[Электронный ресурс] URL: http://www.1september.ru (дата обращения: 10.11.2005);
Полтавец Е.Ю. Завершающий урок по «Войне и миру». Притча и апория в тексте. Жанр. Смысл
названия // Литература. 2002. № 41. [Электронный ресурс] URL: http://www.1september.ru (дата
обращения: 10.11.2005); Полтавец Е.Ю. Мифопоэтическая антропонимика «Войны и мира»
Толстого // Литературоведческий журнал. 2010. № 27. С. 57–96; Полтавец Е.Ю. Основные
мифопоэтические концепты «Войны и мира» Л. Н. Толстого в свете мотивного анализа:
автореф. дис. … к. филол. н.: 10.01.01. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2006. 34 с.; Полтавец
Е.Ю. Мифопоэтика русской литературы 19–20 веков. Мифо- и ритуалопоэтика:
комментирование и функциональный анализ // Отечественная филология: курсы по выбору. М.:
МГПУ, 2018. С. 20–28; Полтавец Е.Ю. Мифопоэтика «Войны и мира» Л.Н. Толстого. М.:
ЛЕНАНД, 2017. 216 с.; Полтавец Е.Ю. Мифопоэтика литературы и кино. М.: ЛЕНАНД, 2020.
200 с. Океанская Ж.Л. «Анна Каренина»: идиллия и эсхатология Льва Толстого. Шуя, 2013.
[Электронный ресурс] URL: https://davaiknam.ru/text/j-l-okeanskaya-anna-karenina-idilliya-i-
eshatologiya-leva-tols (дата обращения: 9.04.2021). См. библиограф. список. Галаган Г.Я. Л.Н. Толстой. Художественно-этические искания. Л.: Наука, 1981. С. 167–168. Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л.Н. Толстого. С. 143–168. Берман Б.И. Сокровенный Толстой. М.: МП «Гендальф», 1992. 208 с. Шевцова Д.М. Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре
романов Л.Н. Толстого («Анна Каренина», «Воскресение») и Ф.М. Достоевского («Братья
Карамазовы»): автореф. дис. … канд. филол. н.: 10.01.01. Нижний Новгород: НГПУ, 1998. 19 с. Николаева Е.В. Художественный мир Льва Толстого 1880–1990-е годы. М., 2000. Лещева В.А. Поэтика жанра притчи в творчестве Л. Н. Толстого 1880–1900-х годов. М., 2016. Журина О.В. Роман «Воскресение» в контексте творчества позднего Л.Н. Толстого: картина
мира и ее воплощение: автореф. дис. … канд. филол. н.: 10.01.01. СПб.: СБГУ, 2003. 24 с. Набиев Н.Г. Человек в мире Л.Н. Толстого. М.: Диалог-МГУ, 1999. 278 с. Новикова Е.Г. Софийность русской прозы второй половины XIX века: евангельский текст и
художественный контекст. Томск: ТГУ, 1999. 353 с. Матвеева И.Ю. Воспоминание в системе романа Л.Н. Толстого «Воскресение»: дис. … канд.
филол. н.: 10.01.01. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. 22 с. Андреева В.Г. О нескольких центральных антитезах в романе Л.Н. Толстого «Воскресение» //
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. 2012. № 4. С. 115.
мотивы пути, окна и дверей в романе «Воскресение» более в сопоставлении с
другими произведениями Толстого и его миропониманием. Г.А. Ахметова1
обратила внимание на экфрасис, в том числе и скрытый, в романах Толстого, и на
мотив осквернения икон в романе «Воскресение». О главной героине романа
Ахметова писала: «Катюша-мать несет в себе образ Божией Матери» 2.
В.В. Савельева изучила мотивы сна и пробуждения в «Воскресении» и обосновала
взаимосвязь онейропоэтики данного романа с предшествующими романами
Толстого3. Евангельские аллюзии, связанные с образом Масловой, обнаружил
А.И. Денисов4. Подводя итоги изучению «Воскресения» в его связи с Евангелием,
Е.А. Масолова приходит к мысли, что роман Толстого – «иллюстрация к Слову
Божию», а «события в жизни героев романа иллюстрируют правоту евангельских
истин»5. Примерно в таком же ключе говорит о «Воскресении» А.М. Амирханян в
работе «Христианский контекст добродетели в романе Л.Н. Толстого
“Воскресение”»6. О.В. Журина полагает, что Толстой при написании романа
ориентировался на каноническое Евангелие, но подмечает, что писатель сильно
его «подкорректировал»7. А.Б. Тарасов в своих работах осмысливал полярные
позиции в оценке христианских исканий писателя и анализировал понятия
«правды» и «неправды», «праведности» и «святости» в произведениях Толстого, в
том числе и в романе «Воскресение». С.А. Васильев, находя в «Воскресении»
продолжение русской традиции пасхального жанра, наделяет эпизод пасхального
Ахметова Г.А. Икона, иконичность и картина в романе Л.Н. Толстого «Война и мир» Вестник
Башкирского университета. 2013. № 1 Т. 18. С. 132–143; Ахметова Г.А. Иконы и картина
(портрет) в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» // Вестник Башкирского университета.
2013. № 1 Т. 18. С. 144–156. Ахметова Г.А. Икона и картина в романе «Воскресение» и поздних повестях Л.Н. Толстого //
Вестник Башкирского университета. 2013. № 2. Т. 18. С. 467. Савельева В.В. Художественная гипнология и онейропоэтика русских писателей. Алматы,
2013. С. 193–199. Денисов А.И. Евангельская аллюзия в романе Л.Н. Толстого «Воскресение» // Наследие
Л.Н. Толстого в гуманитарных парадигмах современной науки: Материалы XXXIV
Международных Толстовских чтений. Тула: ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 2014. С. 315–320. Масолова Е.А. Евангельский текст в романе Л.Н. Толстого «Воскресение». Новосибирск:
НГТУ, 2015. С. 430. Амирханян А.М. Христианский контекст добродетели… C. 9–14. Журина О.В. Роман «Воскресение»… С. 22–23.
богослужения (во второй приезд Нехлюдова к тетушкам) «автономией»1 по
отношению ко всему роману. В.Н. Захаров, говоря, что «став внецерковным
человеком, Л. Толстой остался все же христианином»2, относит роман
«Воскресение» к «пасхальному жанру» по трем основаниям: повествование
связано с пасхальным циклом, оно назидательно и заканчивается «нравственным
перерождением человека»3. Д.М. Шевцова находила общие черты «духовной
эволюции»4 Нехлюдова с прохождением трех кругов ада героем «Божественной
комедии» Данте. Е.Д. Мелешко и В.Н. Назаров, также сопоставив роман
«Воскресение» с «Божественной комедией» Данте, заключили не только о сюжете
романа, но и о писателе, что метафорически «его жизнь и творчество есть
поэтапное сошествие в ад»5. Идею сопоставления романа «Воскресение» с
сочинением Кирилла Туровского (проповедника XII века) затронула
С.Ю. Николаева, определяя пейзаж в романе как развернутую метафору 6.
И.Ф. Гнюсова установила связь романа «Воскресение» с романами Дж. Элиот на
основе присутствия пасторальных традиций7 и образа проповедника8.
С.А. Шульц, усматривая интертекстуальные параллели «Воскресения» с
«Портретом» Н.В. Гоголя и «Сильна как смерть» Ги де Мопассана, упомянул
мотивы фатализма, переосмысления прошлого, красоты 9.
Однако даже Е.А. Масолова, почти все работы которой посвящены
мифопоэтике романа «Воскресение» и которая внесла значительнейший вклад в
рассмотрение многоаспектных связей романа «Воскресение» с Евангелием
Васильев С.А. «…Одно из самых светлых и сильных воспоминаний»… С. 19. Захаров В.Н. Пасхальный рассказ как жанр русской литературы. С. 253. Там же, с. 256. Шевцова Д.М. Функционирование библейских эпиграфов… С. 11. Мелешко Е.Д., Назаров В.Н. Л.Н. Толстой: сошествие в ад… С. 92. Николаева С.Ю. О символике пейзажа в «Воскресении» Л.Н.Толстого // Вестник ТвГУ. Серия
«Филология». 2013. Вып. 2. С. 78–85. Гнюсова И.Ф. Джордж Элиот и Л.Н. Толстой (пасторальные традиции в романах «Адам Бид»
и «Воскресение») // Вестник ТГУ. 2012. № 365. С. 15–22. Гнюсова И. Ф. Герой-проповедник в творчестве Л. Н. Толстого и Дж. Элиот // Проблемы
исторической поэтики. 2014. № 12. С. 399–416. Шульц С.А. Н.В. Гоголь – Л.Н. Толстой – Ги де Мопассан («Портрет», «Анна Каренина»,
«Воскресение», «Сильна как смерть»): к поэтике живописного/животворящего //
Литературоведческий журнал. 2020. № 2 (48). С. 102.
(исследовала цветовую гамму, некоторые антропонимы, нумерологию, символы,
образы и синтаксис), оставила в стороне выявление в тексте мотивов иных мифов.
А ведь последний роман Толстого, о котором в 1898 году, по воспоминаниям
Л.О. Пастернака, автор сказал: «Это – лучшее, по-моему, из всего, что я когда-
либо написал»1, не мог не отразить мифологического мышления писателя, где
евангельская мифология занимала пусть значительную, но часть.
Цель работы – исследовать систему мифологических мотивов и связанных
с ними мифообразов романа Л.Н. Толстого «Воскресение».
Задачи:
1. Дать обзор работ, посвященных исследованию романа Л.Н.Толстого
«Воскресение», где затрагиваются мотивы данного произведения.
2. Выделить и изучить танатологические мифообразы и мифомотивы
романа, их репрезентанты.
3. Рассмотреть сотериологические мотивы, мифообразы, связанные с ними,
исследовать их репрезентанты.
4. Выделить и изучить репрезентанты эсхатологических мотивов,
мифообразы, с ними связанные.
5. Реконструировать общие черты выраженного в романе личностного мифа
Л.Н. Толстого.
Объект исследования: роман Л.Н. Толстого «Воскресение».
Предмет исследования: система мотивов романа «Воскресение».
Материал исследования: текст романа Л.Н. Толстого «Воскресение»,
опубликованный в 90–томном собрании сочинений и в серии «Литературные
памятники»2), его черновые редакции и варианты. Романы «Война и мир», «Анна
Каренина», религиозные сочинения и статьи, эгодокументы Толстого (в 90–
томном и 22–томном3 собраниях сочинений писателя). Мемуаристика о Толстом.
Сакральные тексты различных религиозных традиций («Махабхарата»,
Пастернак Л.О. Как создавалось «Воскресение» // Л.Н. Толстой в воспоминаниях
современников. В 2 т. Т. 2. М.: Худож. лит., 1978. С. 167. Толстой Л.Н. Воскресение. М.: Наука, 1964. 579 с. Толстой Л.Н. Собр. соч. в 22 т. М.: Худож. лит. 1984.
«Дхаммапада», «Книга перемен», Библия, Коран и другие), патристика1,
мифологические повествования (Гесиода2, Аполлодора3, Гигина4, Апулея5, других
античных авторов), образно-фабульный мифологический материал, собранный в
изданиях Н. Куна6, Р. Грейвса7, С.А. Токарева8, В.Н. Топорова9,
А.М. Пятигорского10, С.М. Телегина11, Э.Н. Тёмкина и В.Г. Эрмана12,
Н.И. Толстого13. Труды, посвященные исследованию понятий миф, мотив.
Методологическая и теоретическая база исследования
Теоретико-методологическую основу исследования составили:
многоплановые исследования Н. Фрая14, С.М. Мелетинского15, С.М. Телегина16,
Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица, возводящая в небо. М.: Артос-Медия, 2009.
671 с.; Отечник. Минск: Лучи Софии, 2009. 496 с.; Святитель Василий Великий // Сотницы. М.:
Сибирская благозвонница, 2006. С. 507–526. Гесиод. Полное собр. текстов. М.: Лабиринт, 2001. 256 с. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. 216 с. Гигин. Мифы. СПб.: Алетейя, 2017. 370 с. Апулей. «Метаморфозы» и другие сочинения. М.: Худож. лит. 1988. 398 с. Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции. Фрунзе, 1984. 448 с. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М.: Прогресс, 1992. 620 с. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. / гл. ред. С.А. Токарев. М.: Советская
энциклопедия, 1980. Электронное издание. М.: 2008. [Электронный ресурс] URL:
https://vk.com/doc-123642573_438752820?hash=9c321feb6f26525b44&dl=e91f9676292f46f7d3
(дата обращения: 10.01.2021). Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Акад. наук СССР, Ин-
т славяноведения и балканистики, 1983. С. 227–284; Топоров В.Н. Текст города-девы и города-
блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 121–
132; Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. М., 2004; Топоров В.Н. Миф.
Ритуал. Символ. Образ… М.:, 1995. Пятигорский А.М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М.:
Языки славянской культуры. 1996. [Электронный ресурс] URL:
https://alexanderpiatigorsky.com/ru/teksty/knigi/vse-izdannyie-knigi/mifologicheskie-
razmyishleniya/(дата обращения: 10.01.2021). См. библиограф. список.. Тёмкин Э.Н., Эрман В.Г. Мифы древней Индии. М.: Наука, 1982. 270 с. Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5 т. / под общ. ред. Н.И. Толстого. М.:
Международные отношения, 1995. Фрай Н. Анатомия критики. С. 232–263. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000; Мелетинский Е.М. О литературных архетипах.
М., 1994. Телегин С.М. Термин «мифологема» в современном российском литературоведении. С.14–16;
Телегин С.М. Миф, мифореставрация и трансцендентальная филология. С. 133–154; Телегин
С.М. Словарь мифологических терминов. М., 2004; Телегин С.М. Русский мифологический
роман. М., 2008.
Р.Г. Назирова1, Вяч.Вс. Иванова2, В.Н. Топорова3, С.Ю. Неклюдова4,
Е.И. Волковой5, Е.В. Волковой6, Л. Силард,7 В.А. Недзвецкого8, Е.Ю. Полтавец9 и
других, исследования по теории мифа Дж. Кэмпбелла10, по теории мифа и
славянской культуре В.Я. Проппа11, А.Н. Афанасьева12, A.А. Потебни13,
Б.А. Рыбакова14, Б.Н. Путилова15, С.М. Толстой16, Н.И. Толстого17,
Назиров Р.Г. Становление мифов и их историческая жизнь. Уфа: ГУП РБ «Уфимский
полиграфкомбинат», 2014. 292 с. Иванов Вяч. Вс. Античное переосмысление архаических мифов // Жизнь мифа в античности.
Материалы науч. конференции «Випперовские чтения – 1985». М.: Советский художник, 1988.
Вып. XVIII. Ч. I. C. 9–26; Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры.
Т. 5: Мифология и фольклор. М.: Знак, 2009. 376 с. Топоров В.Н. Пространство и текст. С. 227–284; Топоров В.Н. Текст города-девы и города-
блудницы в мифологическом аспекте С. 121–132; Топоров В. Н. Исследования по этимологии и
семантике. Т. I: Теория и некоторые частные ее приложения. М., 2004. Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа // Мифы и мифология в современной России. М.:
АИРО-ХХ, 2000. С. 17–38. Волкова Е.И. Сюжет о спасении в русской, английской и американской литературе. М.:
Нопаяз, 2001. 283 с.; Волкова Е.И. Религия и художественная культура: художественный мир
лучше доброй ссоры. // Двадцать лет религиозной свободы в России. М.: РОССПЭН, 2009.
С. 190– 239. Волкова Е.В. Концепции мотива в современном литературоведении // Преподаватель – XXI
век. 2008. № 1. С. 89–94; Волкова Е.В. Мотив в поэтическом мире автора: на материале поэзии
В.Ф. Ходасевича: автореф. дис. … канд. филол. н.: 10.01.08. М.: МГУ им М.В. Ломоносова,
2001. 25 с. Силард Л. Герметизм и герменевтика. СПб., 2002. Недзвецкий В.А. История русского романа XIX века: неклассические формы. М., 2011. См. библиограф. список. Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лиц. Миф. Архетип. Бессознательное. К.: София, Ltd, 1997.
336 с.; Кэмпбелл Дж. Мифы, в которых нам жить. К.: София, М.: ИД «Гелиос», 2002. 252 с. См. библиограф. список. Афанасьев А.Н. Мифическая связь понятий: Света, зрения, огня, металла, оружия и жолчи.
М.: тип. А. Семена, 1854. 16 с. [Электронный ресурс] URL:
https://vk.com/doc3125830_420765135?hash=28b64923e22f21ce6b&dl=3ac1336c1f9eaa5db7 (дата
обращения: 4.01.2021); Афанасьев А.Н. Древо жизни. М.: Современник, 1982. 464 с.; Афанасьев
А.Н. Народные представления радуги. Воронеж: тип. В. Гольдштейна, 1865. [2], 14 с.
[Электронный ресурс] URL:
https://viewer.rusneb.ru/ru/000200_000018_rc_1301686?page=15&rotate=0&theme=white (дата
обращения: 4.01.2021). Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976. Рыбаков Б.А. Рождение Руси. М.: Эксмо: Алгоритм, 2012. 352 с.; Рыбаков Б.А. Язычество
Древней Руси. М.: Наука, 1987. 784 с. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по
фольклору. Сб. ст. памяти В.Я. Проппа (1895–1970). М.: Наука, 1975. С. 141–155. Толстая С.М. Образ мира в тексте и ритуале. М.: Русский фонд содействия образованию и
науке. 2015. 528 с. Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5 т. М., 1995.
Т.А. Агапкиной1, Е.Е. Левкиевской2, А.С. Иликаева3 и других; этнографические
исследования И.П. Сахарова4, С.В. Максимова5, В.И. Даля6, труды
О.М. Фрейденберг7, Р.Б. Пандея8, Дж.Дж. Фрезера9, А. Геннепа10, М. Элиаде11,
Р. Генона12 и других ученых.
Обращение к многотомному коллективному труду Института
славяноведения РАН в Москве – словарю «Славянские древности» –
соответствовало нашему представлению о смысловом единстве форм и жанров
всей культуры. Изучению мотивов способствовали также такие энциклопедии и
словари, как «Полный православный энциклопедический словарь» 13,
«Иллюстрированная Библейская энциклопедия»14, «Религиоведение.
Энциклопедический словарь»15, «Словарь библейских образов»16,
Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний
цикл. М.: Индрик, 2002. 816 с. Левкиевская Е. Мифы русского народа. М.: Астрель: АСТ, 2007. 526 с. Иликаев А.С. Мифы древних славян. М.: Эксмо, 2014. 96 с. Сахаров И.П. Сказания русского народа. Т. I. М.: Институт русской цивилизации, 2013. 800 с. Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб.: Товарищество Р. Голик и
А. Вильборг., 1903. 526 с. Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. М., 1880. 35 с.
[Электронный ресурс] URL: https://bookscafe.net/read/ivanovich_dal-
o_poveryah_sueveriyah_i_predrassudkah_russkogo_naroda-184425.html#p1 (дата обращения:
20.01.2021). Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Восточная литература, 1998. 800 с.;
Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. 448 с. Пандей Р.Б. Древнеиндийские домашние обряды (обычаи). М.: Высш. шк, 1990. 319 с. Фрезер Дж.Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1980.
[Электронный ресурс] URL: http://opentextnn.ru/man/frezer-dzhejms-zolotaja-vetv/ (дата
обращения: 4.01.2021). Геннеп. А., ван. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М.: Восточная
литература, 1999. 198 с. Элиаде М. Шаманизм и архаические техники экстаза. М.: Ладомир. 552 с.; Элиаде М.
Аспекты мифа. М.: Академический Проект, 2010. 251с.; Элиаде М. Священное и мирское. М.:
МГУ, 1994. 144 с. Генон Р. Символы священной науки. М.: Беловодье, 2002. 496 с. Полный православный богословский энциклопедический словарь. В 2 т. Т.2. СПб.: Изд-во
П.П. Сойкина. 2464 стб. Архимандрит Никифор (Бажанов). Иллюстрированная Библейская энциклопедия. М.: Эксмо,
2016. 640 с. Религиоведение. Энциклопедический словарь. М.: Академический Проект, 2006. 1256 с. Словарь библейских образов / под ред. Райкена Л., Уилхойта Д., Лонгмана Т. СПб.: Библия
для всех. 2005. 1423 с.
Христианство»1, труды Д. Мак-Кима2, С.А. Токарева3, С.С. Аверинцева4, С.М.
Телегина5, Г.Н. Скляревской6. При анализе символики использовались словари и
энциклопедии Дж. Трессидера7, Х.Э. Керлота8, Дж. Холл9, Р.Г. Назирова10,
В.В. Похлебкина11, В.М. Рошаль12 и других авторов13.
Основу методологии составил комплексный подход, сочетающий
мифореставрационный, сравнительный, историко-типологический,
биографический, структурно-семиотический методы. Понятию миф придавалось
самое широкое значение: миф, религия, фольклор и литература намеренно были
объединены в единый интертекстуальный материал, на основе которого
осуществлялась интерпретация. Значимым в исследовании явился
мифореставрационный подход С.М. Телегина – метод мифореставрации, которая
есть «метод анализа фольклорного или художественного текста, включающий в
себя выявление в нем элементов мифологического сознания, определение
действия законов мифотворчества, установление степени мифологичности текста,
Христианство. Энциклопедический словарь. В 3 т. / ред. С.С. Аверинцев, А.Н. Мешков,
Ю.Н. Попов. М.: Большая Российская энциклопедия. 1993–1995. Мак-Ким Д.К. Вестминстерский словарь теологических терминов. М.: Республика, 2004.
503 с. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. М., 1980. Аверинцев С.С. София–Логос. Словарь. К.: Дух и литера, 2006. 909 с. Телегин С.М. Словарь мифологических терминов. М., 2004. Скляревская Г.Н. Словарь православной церковной культуры. М.: АСТ: Астрель, 2008. 480 с. Трессидер Дж. Словарь символов. 202 с. [Электронный ресурс] URL:
https://www.lesjeunesrussisants.fr/dictionnaires/documents/DICTIONNAIRE_RUSSE_DES_SYMBO
LES.pdf (дата обращения: 11.11.2020). Керлот Х.Э. Словарь символов. М.: REFL-book, 1994. 608 с.; Кирло Х. Словарь символов. 1000
статей о важнейших понятиях религии, литературы, архитектуры, истории. М.: ЗАО
Центрполиграф, 2010. 525 с. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. 656 с. Назиров Р.Г. Международные литературные сюжеты и типы. Словарь–справочник. Уфа: РИЦ
БГУ, 2012. 204 с. Похлебкин В.В. Словарь международной символики и эмблематики. М.: Международные
отношения, 2001. 560 с. Энциклопедия символов / сост. В.М. Рошаль. М.: ACT; СПб.: Сова, 2008. 1007 с. Знаки и символы. [Харрисон И, Харрисон Дж., Реган С. и др.] М.: АСТ, 2008. 362 с.; Жан Ж.
Знаки и символы. М.: Астрель: АСТ, 2003. 207 с.; Баешко Л.С., Гордиенко А.Н., Гордиенко А.Н.
Энциклопедия символов М.: Эксмо, 2007. 304 с.; Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов.
М.: Вече, 1997. 512 с.; Попова Н. Античные и христианские символы. СПб.: Аврора;
Калининград: Янтарный сказ. 64 с.; Бенуас. Л. Знаки, символы и мифы. М.: Астрель; АСТ, 2004.
160 с.
анализ мифологических мотивов и последующую интерпретацию или
восстановление мифологического сюжета»1. Метод мифореставрации «направлен
на вскрытие мифологического подтекста»2. Под мифологемой подразумевается
«изначальный первообраз, «семя», из которого вырастает конкретный образ или
сюжет. <…> Характер, свойства и содержание любой из мифологем текста
определяются свойствами остальных мифологем, входящих в текст, а также
мифологическим содержанием самого текста»3.
При понимании мотива учитывались труды А.Н. Веселовского,
В.Я. Проппа, Н.Д. Тамарченко, И.В. Силантьева и др., но, исходя из того, что
«некоторая неопределенность понятия «мотив» обусловлена <…> тем, что форма
его существования в тексте может быть практически любой» 4, мы взяли за основу
для понимания мотива работу коллектива авторов Лермонтовской энциклопедии,
работы В.Е. Хализева, В.П. Руднева, Л.В. Гармаш, особенно Б.М. Гаспарова,
который, рассуждая о системе мотивов в тексте, рассматривал текст как «ткань»
«смысловых линий»5, где «процесс текстуальной смысловой индукции
развертывается непрерывно, ассоциативно притягивая все новые компоненты
смысла»6. Б.М. Гаспаров настаивал на том, что, что «некоторый мотив, раз
возникнув, повторяется затем множество раз, выступая при этом каждый раз в
новом варианте, новых очертаниях и во все новых сочетаниях с другими
мотивами. При этом в роли мотива может выступать любой феномен, любое
смысловое “пятно” – событие, черта характера, элемент ландшафта, любой
предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.»7. Методология мотивного
анализа, таким образом, основывается нами на понимании текста как ткани, где
«любая найденная нить вытягивает за собой целый клубок мотивов и их связей» 8,
Телегин С.М. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. С. 128. Полтавец Е.Ю. Мифопоэтика русской литературы 19 – 20 веков. С. 26. Телегин С.М. Термин «мифологема» в современном российском литературоведении. С. 15. Гармаш Л.В. Танатологические мотивы в прозе русских символистов. Харьков: Щедрая
усадьба плюс, 2015. С. 19. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. С. 287. Там же, с. 291. Там же, с. 30. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ… С. 337.
и «мотивы пронизывают текст насквозь и структура текста напоминает <…>
запутанный клубок ниток»1. Мифопоэтика при таком подходе к пониманию
текста является его неотъемлемым качеством.
Сознательно не выделяя религию, стараемся в данной работе не проявить
личного отношения к православной конфессии, потому что «если же мы кладем в
основу определения типа культуры конфессиональный признак – православная
культура, то обостряем нормативный компонент тем, что применяем к явлениям
художественной и социальной культуры догматический критерий» 2, что даст
повод классифицировать произведение Толстого как «еретическое».
М.Ф. Мюллер писал, что «в наши дни почти невозможно говорить о религии, не
обидев кого-нибудь»3, и поэтому мы намеренно отстраняемся от религиозных
предпочтений. При цитировании любые неоговоренные выделения текста
соответствуют источнику.
С целью упорядочения работы все мотивы поделены на три онтологических
«слоя» (танатологические, сотериологические и эсхатологические мотивы),
которые представляются своеобразной матрицей художественного мышления
писателя. Танатологические мотивы классифицируются с опорой на работы Р.Л.
Красильникова (как «элементы художественного текста, связанные с различными
аспектами смерти персонажа (умиранием, “естественной” или случайной
смертью, убийством, самоубийством, посмертным существованием, похоронами и
пр.)»4 и Л.В. Гармаш5. Так как мотив суда и в религиозном понимании, и во
многих произведениях Толстого («Война и мир», «Анна Каренина», «Смерть
Ивана Ильича» и др.) связан с мотивом смерти, загробным судом, то мотив суда
рассматривается в системе танатологических мотивов. Онирические мотивы
Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры ХХ века. М.: Аграф, 2001. С. 256. Волкова Е.И. Религия и художественная культура… С. 202–203. Мюллер М.Ф. Введение в науку о религии // Классики мирового религиоведения. Антология.
Т.1. М.: Канон+, 1996. С. 34. Красильников Р.Л. Танатологические мотивы в художественном творчестве: эстетический
аспект. М.; Вологда: Граффити, 2010. С. 4. Гармаш Л.В. Танатологические мотивы в прозе русских символистов. 2015; Гармаш Л.В.
Теория мотива в литературоведении // Наукові записки ХНПУ ім. Г.С. Сковороди. 2014. С. 10–
23.
исследуются как частное проявление танатологии, так как «сравнение сна и
смерти очень древнее и по праву принадлежит всему человечеству» 1. При анализе
онирических мотивов следуем теоретическим положениям в работах
М.Н. Панкратовой2, В.В. Савельевой3, Д.А. Нечаенко4, О.Ю. Славиной5,
Н.А. Нагорной6, О.В. Федуниной7. К сотериологическим мотивам романа
«Воскресение» отнесены те, которые утверждают мысль Толстого о личном и
общественном пути спасения, а также восприятие писателем сотериологической
роли женщины. Репрезентанты мотива спасения рассматривали, учитывая подход
к литературной разработке темы спасения в культурологической работе
Е.И. Волковой8, выполненной на литературно-художественном материале и
опирающейся на мифокритическую герменевтику М. Боткине и Н. Фрая;
учитывали работы о сюжете спасения И.А. Беляевой9. Круг эсхатологических
мотивов, чрезвычайно широкий, применительно к конкретному художественному
тексту всегда сужается, потому что картина Апокалипсиса и Откровения может
быть индивидуальна. (Так, разнообразные и не похожие друг на друга
эсхатологические мотивы предстают в творчестве Д.С. Мережковского10,
Обидина Ю.С. Сон и сновидения в системе представлений древних греков о загробной жизни
// Вестник МарГУ. Серия «Исторические науки. Юридические науки». 2015. № 4. С. 50–53. Панкратова М.Н. Онирический мотив… М., 2016. Савельева В.В. Художественная гипнология… Алматы, 2013. Нечаенко Д.А. Художественная природа литературных сновидений: (Русская проза XIX века):
автореф. дис. … канд. филол. н.: 10.01.01. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 1991. 24 с. Славина О.Ю. Поэтика сновидений (на материале прозы 1920-х годов): дис. … канд. филол. н.:
10.01.01. СПб.: СПГУ, 1998. 160 с. Нагорная Н.А. Онейронавтика и современный онейрический роман (на примере «Машины
грез» М. Бодягина) // Практики и интерпретации. 2016. Том 1(2). С. 72–86;. Нагорная Н.А.
Онейросфера в русской прозе ХХ века. Модернизм, постмодернизм. М.: МАКС-Пресс, 2006.
260 с. Федунина О.В. Поэтика сна (русский роман первой трети ХХ в. в контексте традиции). М.:
Intrada, 2013. 196 с. Волкова Е.И. Сюжет о спасении в русской, английской и американской литературе. М., 2001. Беляева И.А. Сюжет спасения в русском классическом романе // Филологические науки
(Научные доклады высшей школы). 2016. № 6 (ноябрь). С. 44–52; Беляева И.А. Генезис
русского классического романа. («Божественная Комедия» Данте и «Фауст» Гёте как истоки
жанра). Ч. II. М.: МГПУ, 2011. 107 с. Дехтяренок А.В. Эсхатологические мотивы в трилогии Д.С. Мережковского «Христос и
Антихрист» // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск: ПетрГУ, 2008. № 8. С. 503–514.
Н.В. Гоголя1, Ф.М. Достоевского2, М.А. Булгакова3 и других писателей). Поэтому
исследование эсхатологических мотивов базировалось на утверждении
С.С. Аверинцева о том, что «эсхатология в собственном смысле развивается там,
где становится мыслимым содержательное решение личных и вселенских судеб в
некоей абсолютной перспективе»4. В «Воскресении» эсхатология рассмотрена в
частном и общем аспектах, и в последней главе диссертации подведен итог обзора
мотивов-нитей, которые в текстовой ткани содержат некие смысловые «узлы
бифуркации» и концептуально объединяют интенции автора. При изучении
мотивов подземного и божьего царства в сочетании с мотивом семьи учтена
теоретическая работа по теме семьи Г.И. Романовой 5. При определении понятия
«интертекстуальность» исходим из положения Р. Барта о том, что «всякий текст
есть между-текст по отношению к какому-то другому тексту»6, и, следовательно,
любой текст – интертекст, так как «другие тексты присутствуют в нем на
различных уровнях… <…> Каждый текст представляет собой новую ткань,
сотканную из старых цитат»7, и положения В.Е. Хализева о том, что термином
«интертекстуальность» «обозначается общая совокупность межтекстовых связей,
в состав которых входят не только бессознательная, автоматическая или
самодовлеющая игровая цитация, но и направленные, осмысленные, оценочные
отсылки к предшествующим текстам и литературным фактам» 8.
Егорова С.О. Эволюция эсхатологических мотивов в творчестве Н.В. Гоголя: автореферат дис.
… канд. филол. н.: 10.01.01. Волгоград: ВГСПУ, 2018. 26 с. Сморжко С.Н. Художественная эсхатология в романах Ф.М. Достоевского 1860–1870-х годов:
автореферат дис. … канд. филол. н.: 10.01.01. Краснодар: КБУ, 2007. 26 с. Орлова О.А. Эсхатологические мотивы в творчестве М.А. Булгакова на примере романов
«Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита»: автореф. дис. … канд. филол. н.: 10.01.01. М.: МГГУ
им. М.А. Шолохова, 2008. 30 с. Аверинцев С.С. София–Логос. С. 514. Романова Г.И. Семья и семейные отношения как аспект литературной формы (на примере
русской драмы XVIII в.) // Текст, контекст, интертекст: сб. науч. ст. по материалам
Международной научной конференции «XIII Виноградовские чтения» (г. Москва, 15–17
октября 2013 г.). Т. II: Наследие В.В. Виноградова. Теория литературы. Фольклористика.
История русской литературы. М.: МГПУ, 2014. С. 61–69. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.: Прогресс, 1989. С. 418. Цит. по: Семиотика: Антология / сост. и общ. ред. Ю.С. Степанов. М.: Академический Проект;
Екатеринбург: Деловая книга, 2001. С. 36. Хализев В.Е. Теория литературы. С. 294.
Интертекстуальность в нашей работе соотносится с «текстом в тексте» как общее
с частным. Говоря о «тексте в тексте», исходим из понимания данного явления в
работах Ю.М. Лотмана1 и Н.С. Валгиной2: «текст в тексте» – это цитаты, отсылки,
эпиграфы, ссылки, референции, пересказ «чужого текста», в том числе и тексты
самого автора из других произведений 3. Изучая проявления экфрасиса в романе,
«опираемся» на определения данного явления в работах Д.Н. Медриша 4,
Н.Д.Тамарченко5, Н.В. Брагинской6, Л. Геллера7, В.В. Савельевой8.
Научная новизна исследования
Мифореставрация романа Толстого «Воскресение», системное изучение
мифомотивов произведения и образов, с ними связанных, открылось данной
работой. Имплицитные мифомотивы в «Воскресении» до настоящего времени не
привлекали должного внимания исследователей поэтики Толстого, поэтому
впервые исследованы мотивы романа в их сопоставлении с различными моделями
мифа. Установлена обусловленность мотивов личностной мифологией Толстого.
Мотивный анализ и синтез основных мифологических образов романа,
детализация мифологем в структуре текста, выявление связи мотивной
архитектоники с идейной концепцией произведения, как вне евангельского
контекста, так и в связи с ним, проведены впервые. Аналитическое прочтение
Лотман Ю.М. Текст в тексте. Юрий Михайлович Лотман. Профессор, которого мы не забудем.
Штрихи к портрету Ю.М. Лотмана // Образовательные технологии. 2014. № 1. С. 30–42. Валгина Н.С. Текст в тексте // Теория текста. М.: Логос, 2003. 191 с. [Электронный ресурс]
URL:http://yanko.lib.ru/books/language/ru/%C2%E0%EB%E3%E8%ED%E0,%20%CD.%D1.%20%
D2%E5%EE%F0%E8%FF%20%F2%E5%EA%F1%F2%E0.%20%CC%EE%F1%EA%E2%E0,%20
%CB%EE%E3%EE%F1.%202003.%20%D0%E0%F1%EF.%20%28sl%29.pdf (дата обращения:
20.03.2021). Там же, с. 94. Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики. Саратов: Изд-во
Саратовского университета, 1980. 297 с. Тамарченко Н.Д. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М.: Изд-во Кулагиной,
Intrada 2008. С. 301. Брагинская Н.В. Экфрасис как тип текста (к проблеме структурной классификации). 17 с.
[Электронный ресурс] URL: http://ivgi.rsuh.ru/binary/85126_8.1258568006.7876.pdf (дата
обращения: 5.02.2021). Геллер Л. Воскрешение понятия, или Слово об экфрасисе // Экфрасис в русской литературе:
труды Лозаннского симпозиума. М.: МИК, 2002. С. 5–22. Савельева В.В. Художественная гипнология… С. 26.
проявлений евангельской мифологии в мотивной структуре романа существенно
дополнено и уточнено.
Достоверность и обоснованность полученных в исследовании результатов
и выводов обеспечиваются применением методов, адекватных предмету и задачам
исследования. Релевантность новой интерпретации состоит в рациональном
соотношении с интерпретациями предыдущими, в их расширении и уточнении.
Теоретическая значимость исследования состоит в развитии метода
мифореставрации, в прочтении романа «Воскресение» с применением мотивного
анализа, в систематизирующем обзоре мотивной структуры произведения, где
сконцентрировались не только религиозно-философские взгляды писателя, но и
достигло высшей степени развития его учение: его личностная мифология.
Практическая значимость исследования: результаты могут быть учтены
в дальнейших исследованиях творчества Толстого, при изучении мотивов в
литературных произведениях, а также в практике вузовского и школьного
преподавания литературы, в учебно-методической и культурно-просветительской
работе.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Отношение к любому художественному тексту как к мифу и применение
методов мифореставрации и мотивного анализа ведет к пониманию
прагматического аспекта произведения, к пониманию личности автора.
2. С танатологическими мотивами, связанными с образами главных героев,
сочетаются мотивы умирания и возрождения божества, смерти, страдания,
жертвы, суда, онирические мотивы, иппомотив. Связаны с танатологией
семантика антропонимов и особенность онейропоэтики романа; мифологемы
Христос, Богородица, князь, ученик, апостол. Вестиментарные и ольфакторные
мотивы в сочетании с танатологическими подвергаются смысловой инверсии.
3. Сотериологические мотивы пути, спасения, веры, испытания/искушения
переплетаются с вегетативными и дантовскими мотивами, музыкальным
экфрасисом и нумерологическим кодом романа. Мотив спасения почти сливается
с мотивом блуда.
4. Эсхатологические мотивы связаны с мотивами подземного и божьего
царства, воскресения/воскрешения, воды, откровения, усилены музыкальным
экфрасисом, вестиментарными и вегетативными мотивами, сочетаются с
мотивами семьи и ребенка, с дантовским, орфическим, пасхальным и
евхаристическим мотивами. Мотивы воды и откровения имплицитно соотносятся
с мотивом непротивления злу насилием.
5. Танатологические, сотериологические и эсхатологические мотивы в
личностном мифе писателя позволяют охарактеризовать жанр произведения как
«благая весть Толстого».
Апробация результатов исследования
Основные положения диссертации были представлены на научных
конференциях: III международной научно-практической конференции
«Теоретический и практический потенциал современной науки», проведенной
ООО «Научно-образовательное учреждение “Вектор науки”» в Таганроге 19 июня
2019 г.; III международной научно-практической конференции «Современный
взгляд на науку и образование», проведенной ООО «Научно-образовательное
учреждение “Вектор науки”» в Таганроге 19 июля 2019 г.; международной
научной конференции «Наука. Исследования. Практика» (International
Scientific Conference «Science. Research. Practice»), прошедшей в ГНИИ
«Нацразвитие» в Санкт-Петербурге 25 июня 2019 года; международной научной
конференции «Синтез традиций и новаторства в литературе, языке и культуре»,
состоявшейся в рамках традиционных XXXI «Фетовских чтений» в Курске 28–29
июня 2019 года; международной научной конференции «Маргиналии–2020:
границы культуры и текста», прошедшей в Поленове (Тульская область, Заокский
район) 22–24 февраля 2020 года; международной научной конференции XVI
Виноградовские чтения «История и современность филологических наук»,
прошедшей 5–6 марта 2020 года в МГПУ (Москва); IV Всероссийской научной
конференции «Филологические чтения: Человек. Текст. Дискурс», состоявшейся
15–16 мая 2020 года в Ярославле в ЯГУ им. П.Г. Демидова; международной
научной конференции «Автор-текст-читатель: теория и практика анализа» в
рамках Седьмых научных чтений «Калуга на литературной карте России»,
состоявшейся 29–31 октября 2020 года в Калуге в КГУ им. К.Э. Циолковского;
всероссийской научно-богословской конференции (с международным участием)
кафедры филологии Московской духовной академии «Таинство слова и образа»,
прошедшей 18–19 ноября 2020 года в Сергиев Посаде; межвузовской
междисциплинарной научной конференции с международным участием
«Символика воды в русской и мировой словесности и культуре», состоявшейся 3–
4 июня 2021 года в МГПУ (г. Москва).
Материалы, отраженные в диссертационном исследовании, изложены в
тринадцати публикациях (семь из которых помещены в журналах,
рекомендованных ВАК).
Публикации по теме диссертации в журналах, включенных в Перечень
ведущих рецензируемых научных журналов и изданий ВАК РФ
1. Виноградова О. Н. «Непрофессиональное» осмысление актуальных
литературоведческих понятий «литература» и «художественная литература» //
Современная наука. Актуальные проблемы теории и практики. Серия
«Гуманитарные науки», 2018. № 9/2. С. 70–72.
2. Виноградова О.Н. Целеустановление как недостающий аспект жанровой
теории в понимании феномена литературы // Современная наука. Актуальные
проблемы теории и практики. Серия «Гуманитарные науки», 2018. № 9/2. С. 73–
79.
3. Виноградова О.Н. Сакральная нумерология в романе Л.Н. Толстого
«Воскресение» // Modern Humanities Success / Успехи гуманитарных наук.
Белгород: «Успехи современной науки», 2019. № 4. С. 176–179. ISSN 2618-7175
(online). [Электронный ресурс] URL:
http://modernsciencejournal.org/release/2019/MHS_2019_4.pdf (дата обращения:
6.09.2019).
4. Виноградова О.Н. Целеустановление истинное и ложное: значимость
целеустановления в литературе // Modern Humanities Success / Успехи
гуманитарных наук. Белгород: «Успехи современной науки», 2019. № 4. С. 150–
157. ISSN 2618-7175 (online). [Электронный ресурс] URL:
http://modernsciencejournal.org/release/2019/MHS_2019_4.pdf (дата обращения:
6.09.2019).
5. Виноградова О.Н. Поучение о непротивлении злу насилием как
доминанта романа Л.Н. Толстого «Воскресение» // Modern humanities success
/ Успехи гуманитарных наук. Белгород: «Успехи современной науки», 2019. № 5.
С. 205–209. ISSN 2618-7175 (online). [Электронный ресурс] URL: http://mhs-
journal.ru/wp-content/uploads/2019/10/mhs_5.pdf (дата обращения: 31.10.2019).
6. Виноградова О.Н. Сходство и различие воззрений Л.Н. Толстого в романе
«Воскресение» с идеологией Дж. Свифта // Филологические науки. Вопросы
теории и практики. Тамбов: Грамота, 2019. Т. 12. Вып. 7. С. 21–24.
7. Виноградова О.Н. Эволюция образа Екатерины Масловой в романе
Л.Н. Толстого «Воскресение»: от падшей женщины до «очеловеченного» Христа
// Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2019.
Т. 12. Вып. 8. С. 20–25.
Другие публикации по теме диссертации
8. Виноградова О.Н. Жанр романа Л.Н. Толстого «Воскресение»:
«закодированное» авторское евангелие // Международный исследовательский
журнал «Человек и современный мир», 2018, № 11 (24). С. 224–255.
9. Виноградова О.Н. Кто воскрес в романе Л.Н. Толстого «Воскресение»? //
Сборник избранных статей по материалам научных конференций ГНИИ
«Нацразвитие» (Санкт-Петербург, Июнь 2019). СПб.: ГНИИ «Нацразвитие», 2019.
336 с. С. 167–171.
10. Виноградова О.Н. Мифичность ключевых дат и топонимов в
романе Л.Н. Толстого «Воскресение» // Современный взгляд на науку и
образование: Сборник научных статей. Ч. III. М.: Изд-во «Перо», 2019. 168 с.
С. 97–100.
11. Виноградова О.Н. Неоднозначность образа уголовника Федорова в
романе Л.Н. Толстого «Воскресение» // Теоретический и практический потенциал
современной науки. Сборник научных статей. Ч. III. Т. I . М.: Изд-во «Перо»,
2019. 131 с. С. 99–102.
12. Виноградова О.Н. Роман Л.Н. Толстого «Воскресение» как призыв
автора к маргинализации // Тезисы международной конференции «Маргиналии–
2020», 22–24 фев. 2020 в Поленове. [Электронный ресурс] URL: http://uni-
persona.srcc.msu.ru/site/conf/marginalii-2020/thesis.htm (дата обращения: 5.05.2020).
13. Виноградова О.Н. Цель автора в теории жанра // Автор – текст –
читатель: теория и практика анализа. Материалы Седьмых Международных
научных чтений «Калуга на литературной карте России». Калуга: КГУ
им. К.Э. Циолковского. 2020. 770 с. С. 508–516.
Структура работы обусловлена целью и задачами исследования,
диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы,
включающего 419 позиций.
Публикации автора в научных журналах
Помогаем с подготовкой сопроводительных документов
Хочешь уникальную работу?
Больше 3 000 экспертов уже готовы начать работу над твоим проектом!
4.6 (71 отзыв)
4.8 (37 отзывов)
4.8 (105 отзывов)
5 (174 отзыва)
4.8 (40 отзывов)
5 (8 отзывов)
5 (22 отзыва)
4.2 (5 отзывов)
5 (158 отзывов)
